Русалия

Под братьями она, конечно же, понимала сыновей автократора Романа Лакапина – Стефана и Константина, и тот же миг иглистое покрывало ужаса охватило его с головой: он вспомнил случайно подслушанный разговор матери с женой Еленой («Это происходило, кажется, где-то здесь поблизости… Ну конечно, у колонн фасада!»), из которого недвусмысленно явствовало, что новый перераздел имущественных услад может не только обойти законного наследника престола, но и попросту уничтожить его. Ни с того ни с сего в голове завертелась фраза: ты погубишь говорящих ложь, кровожадного и коварного гнушается Господь… С лицом белым, как тот негаданный снег на веерных листьях хамеропсов, Константин поднялся из-за стола, в нарастающей панике чувств трепетно переводя взгляд с матери на Василия и обратно.

- Иди, не бойся, - подтолкнула сына шагнувшая ему навстречу мать.

- 

Мама… - умоляюще выкатил на нее влажные глаза Константин.

- Тьфу! Слизняк, - сверкнули в полумраке огненные очи Зои Карвонопсиды. - Иди же!

И некая темная неохватная умом сила потащила их пьяную царственность сквозь едкие ужимки вконец разнуздавшихся проворных ночных теней. Константин стремился отводить шаткий взгляд от глубин ночи, но на краю его взгляда все равно появлялись верткие силуэты каких-то людей, с факелами, светильниками и без, напряженные или злобно веселые лица, тайный блеск наконечников копий и кинжальных лезвий; он старался ничего не слышать, но на самом краю его слуха то и знай трепетали беспокойные шепоты-лепеты, подобные змеиному шипу затаенные команды кентархов ²⁴⁷¹, мягкий топот обернутых шерстяной тканью ног… «Помазанник Божий» всецело отдался вожделению мутного потока времени, прокладывавшего себе под покровом ночи, как казалось, новое русло. Он и не заметил, как на нем очутились пурпурные одежды (имеет ли цвет какое-то значение при отсутствии света?), как в заключение почти чародейных перемен среди цветных полированных мраморов, мозаик, кружев резных каменных полов, роскоши инкрустированной орнаментики наконец глазам предстала золото-пурпурная обстановка одного из парадных залов, и точно налившийся объемом, а затем и самой жизнью, герой здешней стенной росписи, изображавшей сцены войн, охоты и какие-то маловразумительные аллегории, навстречу Константину выдвинулась кряжистая фигура Стефана Лакапина.

- 

Сейчас его приведут, - все армянское лицо этого уже давно немолодого мужчины было сложено

из очень крупных частей, но сейчас и подернутые восточной томностью глаза, и все еще чувственный рот, и, конечно, такой дерзкий тяжелый отцовский нос, соединяла не вышколенная самоуверенность, но нервный трепет, смахивавший уже на лихорадку. - Видишь, ради будущего Романии мы с братом готовы пожертвовать отцом. Думаю, этого поступка довольно для того, чтобы не усомниться в серьезности наших намерений.

Точно еще один живописный образ, сошедший с украшавшей зал фрески, промелькнул стратиг Диоген.

- Два из моих каталогов ²⁴⁸²

у стен Дворца, - коротко доложил он то ли Стефану, то ли Константину. – Друнгарий виглы готов в любой момент в случае чего дать приказ открыть ворота Дворца. Равдухи разоружены, не смотря на то, что большинство из них на нашей стороне.

Диоген исчез, точно был вновь поглощен созданной на стене рукой художника повестью, изображавшей триумф императора Юстиниана над готами и вандалами.

- Но мы тоже хотели бы иметь какие-то ручательства… - это говорил, кажется, опять Стефан.

- Я твоя сестра, - рядом вспыхнула золотом Елена. – Я той же крови, что и ты. Какой тебе еще нужен залог. Уже поздно отступать, - что должно было свершиться, свершилось…

Все плыло перед глазами Константина: текучие ритмы колонн, архитравов, карнизов сплавлялись с дерзкими созвучиями ярких цветовых пятен росписи, гибкие линии орнаментальных животных и растительных мозаик гнулись все причудливее, скрючивались, извивались и наконец уплывали косо вверх по волнам золотого меандра. И это рождало ощущения бескрайности и беспомощности, в котором невозвратно тонуло истерзанное человеческое естество.

Близок конец неизбежный,

И меч порешит вашу ссору,

О, горькие жертвы Эринний!