Русалия

Осенью, теперь уже на веки вечные занесенную снегом, Игорь, наконец-то расставшись с дюже охочими до даровых угощений греческими послами, оставшимися зимовать в его тереме, отправился в полюдье за сборами, которые в давние времена употреблялись исключительно для поддержания обороноспособности княжеской дружины… Но теперь на плоды усилий русского народа притязало все больше охотников. И причиной тому была не только жиревшая с каждым годом Хазария, которой русский князь, после того, как потерпел поражение от возглавляемых Песахом еврейских наймитов, вынужден был платить дань в числе прочих тридцати семи народов, но и потому, что зиждущаяся на размалеванных идеалах стяжательства, единственно доступных самой неразвитой и немудрой части любого народа, духовная ржавчина разбухшей христианской секты продолжала украдучись разъедать исконно почитаемые в русской земле аристократические принципы разумной необходимости и свободы от материальных проявлений бытия.

Первое становище, куда прибыл Игорь вместе со своей дружиной в восемь сотен человек, находилось недалече, где-то в пятидесяти верстах от Киева, и соседило с тремя большими селами, одно из которых именовалось Поляной. Все начиналось как обычно, как многие годы прежде. Несмотря на то, что размер дани в этот раз был несколько увеличен против прошлогоднего, ко времени прибытия князя в становище все уж было собрано головами общин (мясо, рыба, зерно, сено и овес для лошадей, воск, олово, пушнина), упаковано и свезено в погреба и кладовые. Так что князю оставалось только пересчитать бочки да мешки, отрядить здесь же обретающихся людей, чтобы переправить собранное добро в Киев, и двинуться дальше.

- Что, не слишком я вас обираю? – не снимая богатой шубы, крытой лазоревой персидской тканью, по которой были выведены серебром единороги, подбитой седой лисой, Игорь, растянувшись на лавке, говорил с полянским головой - стариной Девятко. – Не помрете здесь до весны?

И несколько отроков, находившихся в избе громко захохотали на эти слова.

- Да ведь что… - вежливо улыбался наполовину беззубым ртом старик. – Весно, временем в горку, а временем в норку…

- Вот-вот, - поддержал его князь, - даст Род денечек, даст и кусочек.

И отроки вновь покатились со смеху.

- Нет, я того… - вновь склабился Девятко. – Мы же понятие имеем, что, коли придут к нам печенеги или вновь хазары нагрянут, так кто же и заслонит нас, как не ты и твои вои. Весно, и полбы теперича мы на две делвы ²⁶⁰²боле снесли, и меда… Ну-дак надо же.

Несмотря на все удобство своего положения, Игорь ощущал какой-то природный неуничтожимый стыд перед этим в общем-то никчемным человечишкой, высохшим в безнадежной борьбе с неистощимыми имущественными проблемами. Вероятно, это чувство проистекало от сознания того, что большая часть собранных здесь усилий его, Игорева, народа уйдет не на подспорье дружинникам, и даже не на побрякушки женам, сила тысяч и тысяч рук совершенно несуразно и подло будет переправлена малику Иосифу в Хазарию, чтобы в конечном счете его соплеменники-рахдониты еще увереннее чувствовали себя в Итиле, в Багдаде, в Киеве и в городе Византии, чтобы смелее плодились, чтобы год от года отымали все больше жизненных сил у созидательных народов. Желая прикрыть кольнувшую его неловкость, Игорь потянулся на лавке, отчего полы шубы раскрылись, обнаружив легкий кожух - на собольих пупках.

- Ты, Девятко, согласись, что я ведь скостил вам часть за то, что вы здесь у меня в становище погреба рыть пособляли, и то, что вы для моих ладей…

- Это – спасибо, - заторопился с благодарностью тот. – Я сюда шел, - мне люди говорили: ты наш главизна ²⁶¹¹, так передай князю, что очень мы ему благодарны и… и-и всем довольны. Нам ведь что? Лишь бы на столе стоял горнец ²⁶²²с кашей да рядом укрух ²⁶³³лежал.

Что за леший! Игорь продолжал испытывать какую-то маловразумительную досаду, то ли на себя, то ли на этого тощего человечка в заячьем кожухе, поэтому, дабы указать на окончание разговора, князь поднялся с лавки и запахнул шубу.

- Надо бы здесь печь сладить, что ли, - сказал.

- Так я же еще это… - сразу уловив смысл жеста, засуетился Девятко, усиленно морща смуглый лоб, и без того весь изъеденный рытвинами, выбитыми колесами прожитых им лет. – Сейчас еще кош сушеной малины поднесут. Это вроде как бы подарок от нас.

Неподдельное простодушие (а, может быть, тщательно разученное?) заботного старика возымело на Игоря расслабляющее действие. Он невольно ощутил в себе потребность поделиться человеческим словом.

- 

А что, ведь у вас тут большое святилище Рода? – сказал Игорь.

- Весно, знаменитое! – с радостью отвечал ему Девятко.

- Знаю-знаю. Там служит достославный Богомил. Надо бы мне с ним говорить. Сын же у меня

подрастает - Святослав. Скоро уж пора ученье постигать. Вот Ольга и говорит, что надо бы ему для того облакопрогонителя Богомила привезти.

- Привезти?! – потрясенный такой непочтительностью к достославному волхву выкатил на князя из розовых складок кожи потускшие глаза старик.