Русалка

Один вымогатель стоит другого, с горечью подумал теперь Петр… Никогда не будет удовлетворен, сколько ему не дай.

— Да, — говорил он, когда Черневог просил его, или: — Нет, — когда тот продолжал настаивать. — Я клянусь! — когда Черневог едва не задушил его. Он согласился со всем, чего бы только ни хотел Черневог, потому что у него не было выбора, если бы Черневог обломал ему руки и ноги, да задушил его, швырнув потом на землю. У него не было ни выбора, ни результатов его желаний, добрых или плохих.

Наконец он почувствовал как в лицо пахнуло холодом, и услышал как Ивешка звала его:

— Петр, Петр, вставай и поторапливайся.

Он попытался встать. Каждое прикосновение вызывало у него боль.

— Ну, пожалуйста, — шептала она, — пожалуйста побыстрей, побыстрей делай то, что я скажу. Сейчас он спит, а ты должен успеть выбраться отсюда.

Он подтянулся, ухватившись за край шатающейся лавки, скрип которой напоминал грозовые раскаты, с трудом разогнул колени и, покачиваясь, встал на ноги. Ивешка пыталась своими слабыми усилиями помочь ему удержать равновесие, проводя его через арку, украшенную резными рыбами, и помогая преодолеть несколько ступеней, но он едва ли мог почувствовать ее прикосновения.

— А где мой меч? — спросил он, ухватившись рукой за дверной проем, а затем еще и за полку, чтобы удержать равновесие. Его сердце подскочило, когда на качнувшейся полке загремела посуда. — Где мой меч? И где он сам?

— Это очень опасно, не делай этого! Я не могу пройти за эту дверь. Он хорошо защищен! Тебе следует просто уйти отсюда…

— Так где же этот проклятый меч? — продолжал настаивать Петр, но она хотела, чтобы он поскорее отошел от этой двери и отправился к Саше и ее отцу, она хотела, просто-напросто, чтобы он не мешал ей.

— Помоги отцу! — сказала она. — Помоги ему там, где у тебя есть такая возможность: ты не сможешь противостоять Черневогу, ты ничего не сможешь с ним сделать здесь, ты не сможешь даже войти туда. Уходи отсюда, прошу тебя! Это все, что ты можешь сделать, Петр!

Он увидел свой меч, стоявший в углу около двери, и сделал в его направлении несколько неуверенных спотыкающихся шагов, поднял меч и прислонился к стене, ощущая, как подгибаются и дрожат его колени.

— Пожалуйста, — продолжала упрашивать Ивешка, гладя его лицо. В ее глазах дрожали слезы. — Пожалуйста! Ведь ты ничем не поможешь мне, а только причинишь боль…

— Но ведь все это обман, — сказал он. — Черт побери, ведь это сплошной обман! — Он замахнулся на нее рукой и почувствовал, как его рука прошла через невесомый холод, который очень напоминал ему Ивешку, которая отпрянула от него, прижимая руки к губам.

— Уходи отсюда! Пожалуйста, прошу тебя.

Неожиданно сзади него от сильного порыва ветра распахнулась дверь и снаружи пахнуло сыростью. Он взглянул на макушки мертвых деревьев, видневшиеся в сумрачном свете дня за перилами крыльца. Волны мелкого, похожего на облака тумана дождя ворвались в комнату. Ветер завывал и раскачивал что-то с такой силой, что звуки его могли разбудить мертвеца.

Петр с тревогой повернул голову, когда увидел искаженное страхом и ужасом лицо Ивешки: ее глаза округлились, а рот был непроизвольно открыт. В этот момент он почувствовал, что ветер за его спиной стих, будто встретил на своем пути какую-то преграду.

Он быстро повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с чудовищной мордой водяного, голова которого раскачивалась над перилами крыльца словно голова змеи, скользкая и блестящая, отсвечивающая чернотой на дожде.

— Так-так, — сказал Гвиур, — идешь туда, идешь сюда. Хозяину явно наплевать на тебя. Да, видно, так оно и есть, на самом деле. Он говорил, что ты должен появиться здесь.

Петр попытался было захлопнуть дверь, но порывами ветра ее отбросило назад, а водяной тут же ринулся к нему как змея, блокируя дверь и хватая своими небольшими, но цепкими лапами его ногу.

— Остановись! — закричала Ивешка. — Кави! Кави, не надо, прекрати это! Останови его, он хочет его убить…

Петр выхватил меч и нанес несколько ударов по голове водяного, в то время как змея тянула его за порог. Он ощутил боль в руке, и она тут же онемела. Все завертелось перед его глазами, смешавшись в сплошном водовороте: и небо, и земля, когда упругие черные кольца обхватили его. Меч выпал из его руки, а все тело, от руки к ребрам, пронзила страшная боль, особенно в тех местах, где Гвиур сжимал его своими кольцами.

— Наконец-то, ты достался мне, — сказал водяной, продолжая обвиваться вокруг Петра.

Затем он неожиданно отскочил от своей жертвы и зашипел:

— Соль! Соль! Какое вероломство!

Сквозь серую стену леса они уже различали высокую ограду огромного дома, который мог быть украшением любого большого города, а вместо этого стоял здесь в запустении, выветрившийся от непогоды и такой же серый, как и окружавшие его деревья.

— Здесь, — сказал Ууламетс, едва переводя дыханье.

И Саша, ощущая волнение в сердце, с чувствами, навеянными непрошеными мыслями об этом месте и детстве мальчика-Ууламетса, сказал:

— Мы что же, вот так просто и подойдем к нему?