«Ни в 1924, ни в 1925 году самоубийц на Боровском мосту почти не было, из нового дома из Твери я следила за событиями в Петрограде, переписывалась со своими старыми знакомыми. Все подтверждали, что в городе все спокойно, люди не топятся. Я порадовалась, что все само по себе закончилось, возможно, русалки насытились человеческой кровью и больше не будут мстить людям. Но ровно через десять лет, в 1933 году в Обводном канале утопились около сотни человек. В 1934 году опять все закончилось. Кошмар продолжался в 1943, 1953, 1963 годах. То есть каждые десять лет после осквернения языческого капища духи воды мстят живым. Почему именно десять лет, я сказать не могу. Надеюсь, что мой дневник и мои выводы попадут в руки умным и ответственным людям, которые не выбросят его на свалку, а придумают, что сделать с этой напастью. Проклятие Обводного канала забрало у меня первую настоящую любовь!
Октябрь 1965 года. Любовь Николаевна Крылова».Прочитав последнюю строку, Ксюша еле сдержала слезы. Так вот что произошло с прабабушкой. Строки дневника читались как мистическая сказка-страшилка, но самое ужасное заключалось в том, что это была правда.
– Значит, у нас есть полгода – до две тысяча двадцать третьего, чтобы искоренить это проклятие! – громко заявил Саша и крепко сжал руку девушки.
Санкт-Петербург. Ноябрь 1893 г.
Через две недели после описанных событий в меблированные комнаты на Мойке, квартиру сыщика Свистунова, вежливо постучали.
Глафира, вытерев грязные руки о передник, побежала открывать дверь. Опять кулебяка задерживается, но гости, а тем более клиенты, важнее всего. Глафира уже оставила бесполезные попытки пересадить хозяина на здоровый рацион и снова вернулась к вкусной, жирной и не всегда здоровой пище. И сейчас, вся в муке и в начинке для кулебяки, она выбежала открывать дверь.
Еле сдержала возглас удивления.
На пороге стоял капитан Семен Гаврилович Железнов с огромным букетом белоснежных роскошных роз в одной руке и большой корзиной с фруктами и сладостями в другой.
– Добрый день, капитан Семен Гаврилович, – улыбнулась Глаша.
– Добрый день, Глафира Кузьминична, – поклонился гость.
– Я сейчас доложу Аристарху Венедиктовичу, он вас обязательно примет, – затараторила Глаша, с изумлением рассматривая роскошный букет – ей никогда таких не дарили.
– А я не к Аристарху Венедиктовичу, а к вам, это тоже вам, и от меня, и от Казимира Евграфьевича, – передал букет и корзину оторопевшей горничной.
– Ой, спасибо, а зачем? А почему? – Глаша еле стояла на ногах от тяжести букета. – Проходите в гостиную, – кивнула она внутрь дома.