Русофобия: антироссийское лобби в США

Ярким примером деколонизационного дискурса является книга Тони Вуда, заместителя редактора журнала New Left Review. Вуд выступает за независимость Чечни². Он приводит документы по истории чеченского сопротивления с начала XIX века и утверждает, что, как это было и в Алжире при французах, важные должности на Северном Кавказе занимали этнические русские, контролировавшие все ключевые политические назначения

³. Далее Вуд приводит следующий довод: хотя при советской власти чеченцам не удалось создать собственные институты и элиты, в 90-х годах ситуация в Чечне едва ли характеризовалась большей коррупцией или была хаотичней, чем в других частях бывшего СССР, а потому угрозу исламистского терроризма на Северном Кавказе преувеличивают⁴. Чеченцам не хватало человечного отношения со стороны России и готовности этой страны договариваться о международном признании независимости Чечни. В результате чеченцы получили войну. Вуд утверждает, что если бы Запад вовремя оказал поддержку требованию независимости Чечни, возможно, удалось бы предотвратить кошмарное военное вмешательство Москвы и попытки экономической изоляции Чечни.

Консервативный вариант тезиса о деколонизации похож на описанную выше трактовку, но консерваторы сильнее подчеркивают «угнетательскую и империалистическую» политическую культуру русского народа, его склонность к угнетению и экспансии и рассматривают колониальные институты как непосредственно воплощение этого империалистического склада мышления. Например, Ричард Пайпс, также сравнивавший Чечню с Алжиром, настаивал на предоставлении Чечне независимости как на единственном способе предотвращения дальнейшего территориального распада России⁵

. Еще резче высказывался Збигнев Бжезинский, возлагавший на «русских» ответственность за то, что чеченцы не имели собственных политических институтов⁶. Кроме того, Бжезинский считал, что отношение России к чеченцам, другим национальностям, как и национальная политика СССР (а потом и России), в целом после смерти Сталина не претерпели изменений. По словам Анатоля Ливена, «осуждение сталинизма Никитой Хрущевым, реформы Михаила Горбачева, мирный уход СССР из Польши, признание Россией независимости бывших советских республик — всем этим пренебрегли»⁷. По-видимому, западные геополитики особенно озабочены возможным возрождением

российской государственности, якобы эквивалента империи⁸.

При пристальном изучении обнаруживается, что тезис о деколонизации отстаивать трудно. Подход, предписывающий так называемую нулевую сумму результатов и сводящийся к возможности построить или империю, или полную независимость, не может признать самый главный вызов, с которым сталкивается современное государство. Вызов таков: как устроить меньшинства и гарантировать их права, но при этом не подорвать политическую стабильность и территориальную целостность государства. Как утверждают ученые, международный порядок признает право на выход из состава государства, хотя крайне негативно относится к одностороннему пересмотру границ⁹

. Самоопределение нежизнеспособно, если оно происходит ценой политической нестабильности, развала государства и массовых нарушений прав человека, а совершенно очевидно, в Чечне все это имело место. Еще проблематичней является исходное предположение о культурной несовместимости русских и чеченцев, или, как сформулировал один ученый, «трудно вспомнить или придумать пару других вероятных кандидатов на историческую вражду, чем российское правительство и чеченцы»¹⁰.

Императивы государственного строительства и Россия как слабое государство

Иной, продуктивный подход к пониманию России заключается в представлении об отказе от советской модели государства и борьбы за утверждение новых политических и экономических основ российской государственности. Постсоветская Россия — новое государство, поскольку она действует в новых международных условиях, не приемлющих традиционные модели имперского господства. Однако долгая история Российской империи и сложные отношения с нерусскими национальностями делают создание механизма разделения власти в регионе проблемой.