Русская Америка: Открыть и продать!

Есть в «Инструкции…» одно место, где связь времен обнаруживается самым убедительным — деловым образом: «Приближаясь к Камчатке, постарайтесь перерезать курсом Вашим черту плавания судна «Слава России» 1790 года…» На этом судне в том году плавал сам Сарычев…

И Головнин вновь ушел из Кронштадта в Тихий океан — прокладывать новые курсы во славу России.

Он заходил в русскую Калифорнию, записав, между прочим: «Русские промышленники по одному и по два ходят стрелять в лесах диких коз, часто ночуют у индейцев и возвращаются, не получив от них ни вреда, ни обиды. Напротив того, испанцы в малом числе и без оружия показаться между ними не смеют, иначе все будут убиты. Индейцы сии отдают своих дочерей в замужество за русских и алеут, поселившихся у них; и в крепости Росс теперь их много…».

Головнин имел задание также провести инспекцию Русской Америки, и в своем отчете о ней он высказал прежде всего возмущение безнаказанностью янки, ведущих в русских владениях разбой, хищничество, избиение морского зверя и постоянно провоцирующих индейцев против русских под вселенские крики о свободе и уважении «прав человека» (этой неизнашивающейся «тряпкой» они махали уже тогда!)

Головнин удивлялся: «Я не понимаю, каким образом согласить явную к нам вражду сих республиканцев с правами народными?».

По поводу уже поминавшихся мной претензий комитета конгресса США на русский северо-западный берег Америки аж до 60-го градуса, Головнин писал:

«Очень странно, что никому из членов сего комитета не удалось читать ни одной из множества книг, изданных на английском языке (который и им природный)… во всех коих… упоминается, что русские прежде всех европейцев открыли северо-западный берег Америки и прежде всех заняли его».

А далее он задавался правомерным и ироническим вопросом:

«Разве комитет думает, что русские потому не предъявили своих прав на сии берега, что министерскими нотами не сообщили всем государствам об оных; но членам оного не кажется, что открыть землю, занять ее и утвердиться в ней почиталось во всех веках и у всех народов самым действительным из всех дипломатических актов».

Ну конечно же! Что — англичане, французы, испанцы, голландцы и прочие извещали друг друга «министерскими нотами» о своих колониальных открытиях и занятии? Нет, конечно. Так с чего вдруг надо было тупить перья русским? Мы что — не равными правами обладали?

И ведь не дипломатом был Василий Михайлович, а вот же — опровергал претензии янки чисто дипломатическими аргументами на основе глубокого понимания сути и принципов международного права.

А я, читая эти спокойные строки, написанные рукой русского патриота, вновь подумал: «Каким же все-таки врагом русского дела был чужак Нессельроде и каким стервецом был «англоман» Поле-тика»…

По поводу же Александра в очередной раз могу сказать одно: «Эх!»

Я уже писал, что Головнин во многом сходился с декабристами. Завалишин в своих позднейших записках признавался: «Меня и Головнина сблизило общее негодование против вопиющих злоупотреблений и общее стремление к отысканию мер против них для правильного развития общественного и государственного быта. Мы, наконец, сделались друзьями, насколько допускало это огромное различие в летах. Я часто проводил у него вечера».