Русская Америка. Слава и боль русской истории

За неделю до отбытия Резанов, передавая полное руководство экспедицией в руки Крузенштерна, написал: «Сударь! Как бы я ни был огорчён тем, что болезнь лишила меня удовольствия завершить путешествие, в научном отношении столь интересное для всего мира, сколько и полезное для человечества, я утешаюсь тем, сударь, что вижу во главе экспедиции человека, заслуги и талант которого уже создали ему известность в образованном мире. Доверяя Вам, сударь, паспорта, выданные мне иностранными державами, я льщу себя [надеждой], что в том, что касается прогресса в новых открытиях, они будут способствовать цели экспедиции. Что касается меня, то, будучи полностью убеждённым, что Вы и Ваши достойные коллеги прославите ваши имена в анналах нашего века, я ничего другого более не могу сообщить, кроме особого и совершенного уважения, с которым имею честь, сударь, быть Вашим нижайшим и покорнейшим слугой. К(авалер) Резанов».

Эпистолярный жанр той эпохи требовал письменных реверансов — особенно при окончании письма, даже при переписке со злейшим врагом, однако в тоне послания Резанова вполне видно искреннее уважение к Крузенштерну и признание его заслуг и роли в экспедиции.

Вскоре Крузенштерн опять ушёл к Сахалину для исследования его восточных берегов, доходя и до Курил, русским знакомых к тому времени более чем неплохо. Уже на карте в Академическом атласе 1745 года было показано 40 островов с русскими названиями: Анфиноген, Брат, Воевода, Зелёный, Козёл, Красногорск, Кривой, Ольховый, Осыпной, Сестра, Столбовой

и т. п. Во второй половине XVIII века в практику вошло обозначение островов порядковыми номерами, начиная с севера от Первого до 

Двадцатого. И лишь на карте 1811–1813 годов, составленной русскими мореплавателями Головниным и Рикордом, названия островов, как пишет известный отечественный топонимист профессор Е.М. Поспелов, были надписаны уже айнскими названиями (айны — коренные жители Сахалина и Курил).

От Сахалина Крузенштерн опять прошёл на Камчатку и оттуда, как мы знаем, ушёл в Кантон с грузом пушнины. Япония же и далее пребывала в самоизоляции, хотя вечно продолжаться это не могло. В 1845 году попытку установить связи с Японией предприняли янки, однако коммодор Бидль ушёл оттуда тоже без успеха через 10 дней. Правда, тогда Япония американцам и не очень была нужна — США с Японией не соседствовали, активность их на Тихом океане была ещё впереди. Лишь через полвека после Резанова для Японии наступила «эпоха коммодора Перри». Этот американец «вскрыл» всё же отгородившуюся от Запада упрямую страну под пушками своей эскадры, чьи корабли были выкрашены в чёрный цвет.

Единственным же осязаемым результатом посольства Резанова оказался составленный несостоявшимся послом «Словарь японского языка».

КАК СООБЩАЕТ давний источник, Резанов прогнал с Сахалина японцев, которых там по законам Японии вроде бы не должно было и быть, и подчинил остров русской державе. Что ж, у Сахалина Резанов побывать с «Надеждой» успел, и время для «разборок» у Николая Петровича там было. Впрочем, скорее всего, речь — о действиях на Сахалине не самого Резанова, а о выполнении его распоряжений в 1806 году двумя лихими лейтенантами: тридцатилетним Николаем Хвостовым и двадцатидвухлетним Гавриилом Давыдовым. Прожили эти ребята немного, а памяти доброй о себе заслуживают, потому что жили дружно и, похоже, весело, помня о том, что они — русские. Я о них немного расскажу…

Николай Александрович Хвостов (1776–1809) был старше и успел гардемарином в 1790 году повоевать со шведами. Гавриил Иванович Давыдов (1784–1809) зато начал плавать гардемарином — на одном корабле с Хвостовым — с двенадцати (!) лет. Тогда они, вне сомнения, и подружились и были неразлучны друг с другом до самого своего смертного часа.