Русская Америка: слава и позор

Через Рылеева прямо-таки валом ватт в Северное общество люди уже другого склада: не болтуны, а жесткие, порой циничные практики, которые во время мятежа будут, как мы увидим позже, действовать самым активным образом: поручик Панов, Каховский, Якубович, Оболенский, три брата Бестужевы. Именно Рылеев организует «филиал» Северного общества в Кронштадте: тут и адъютант начальника Морского штаба капитан-лейтенант Торсон, и офицеры Гвардейского Морского экипажа. Сплошь и рядом господа моряки прямо связаны с деятельностью РАК: одни служили на ее кораблях, как Михаил Кюхельбекер, брат знаменитого Вильгельма и Завалишин, другие имеют в Компании родственников, знакомых, приятелей. Возле Рылеева, формально к декабристам не принадлежа,

маячат в тени на некотором отдалении и дослужившийся до серьезных чинов В. М. Головнин, и крупный чиновник Компании Орест Сомов, и многие, многие другие. Вроде Федора Глинки, который был не просто «адъютантом» главного воинского начальника Петербурга графа Милорадовича, но еще о чем значительно реже вспоминают, начальником тайной полиции графа, полагавшейся тому по должности…

Рылеев вовлек в организацию и Вильгельма Кюхельбекера — чья роль в событиях, право же, нуждается в пересмотре. И историки, и беллетристы вроде Тынянова буквально, простите за выражение, плешь проели, изображая этого человека юродивым, блаженненьким, растяпой, недотепой не от мира сего, этаким российским аналогом высокого блондина в черном ботинке.

Меж тем, если присмотреться не к внешнему облику, не к имевшей место внешней

чудаковатости Вильгельма, а к его Действиям, то невозможно отделаться от впечатления, что перед нами совсем другой человек, ничуть не похожий на недотепу. 14 декабря Кюхельбекер от лица Рылеева выполняет роль связного с Гвардейским экипажем, Московским и Финляндским полками, мало того, пытается убить из пистолета великого князя Михаила — и срывается это не по растяпости Вильгельма, а исключительно оттого, что трое моряков из числа восставших решили, что это уж перебор, и выбили у Кюхельбекера оружие. Но и это еще не все: Вильгельм — единственный из членов Северного общества, который скрывался после разгрома мятежа

всерьез. «Серьезные» люди в растерянности бросились по своим квартирам или пытались укрыться у друзей и знакомых (как Трубецкой, у австрийского посла), свято полагая, что уж там-то их искать не станут. А вот «недотепа» Вильгельм, переодевшись мужиком, скрылся из Петербурга, добрался аж до Варшавы, будучи в бегах чуть ли не месяц — да и попался исключительно оттого, что был чисто случайно опознан на улице верноподданным служакой, знавшим «Кюхлю» по Петербургу. Что-то не похоже все это на действия «блаженненького» хоть режьте, не похоже. Другое дело, что и он сам, и друзья с превеликим рвением выставляли его на следствии «юродивым» — тактика прекрасно известная и по уголовным, и по политическим делам…

(Кстати, в свое время Кюхельбекер служил опять-таки не в какой-нибудь заштатной конторе, а на серьезнейшем месте, в архиве Министерства иностранных дел, куда кого попало не брали. Его имя стоит рядом с пушкинским на серьезнейшей «подписке о неразглашении», которую брали в том ведомстве.)

Возле Рылеева появляется еще один серьезный

человек — Гаврила Батеньков, еще один крупный экономист, инженер-строитель, в свое время работавший у крупного государственного деятеля Сперанского в Сибирском комитете, который занимался реорганизацией гражданской администрации в Сибири, и вообще всеми проектами, относящимися к Сибири (а значит, и к Русской Америке). Между прочим, Сперанского декабристы предназначали в состав будущего правительства России после своей победы.

Что интересно, перед Штейнгелем Рылеев поставил серьезную практическую задачу: привлекать в движение не гвардейцев, а как раз представителей торговых, промышленных, финансовых кругов. И Штейнгель старался… Позже, на следствии, он по вполне понятным причинам старался об этом умолчать — но есть косвенные данные. Подозрительно близки к Рылееву стали люди вроде крупного банкира Петра Северина, одного из директоров РАК, сторонника протекционистской политики, то есть защищающей отечественного производителя. Но об этой стороне дела как раз сохранилось крайне мало свидетельств — поскольку банкиры, предприниматели, «купцы», в отличие от гвардейских говорунов, как раз избегали (во все времена, в России ли, или за рубежом) оставлять письменные следы. Эти люди ни проектов, ни конституций не писали, предпочитая обсуждать все на словах…