Русская Атлантида. Невероятные биографии

С 1914-го года Иванов постоянный сотрудник поэтического журнала «Аполлон». Он занимает в нем место Николая Гумилёва, ушедшего добровольцем на Первую мировую войну. Публикует в журнале свои стихи, обзорные статьи о военной поэзии. Его второй женой стала очаровательная поэтесса Ирина Одоевцева, которая прожила долгую жизнь, вернулась в СССР, написав воспоминания «На берегах Сены» и «На берегах Невы».

В эмиграции

Революцию Иванов не принял. В своих воспоминаниях он так потом описал это время, когда страшное стало обыденным: «Голода боялись, пока он не установился «всерьез и надолго». Тогда его перестали замечать. Перестали замечать и расстрелы.

– Ну, как вы дошли вчера, после балета?..

– Ничего, спасибо. Шубы не сняли. Пришлось, впрочем, померзнуть с полчаса на дворе. Был обыск в восьмом номере. Пока не кончили, – не пускали на лестницу.

– Взяли кого-нибудь?

– Молодого Перфильева и еще студента какого-то, у них ночевал.

– Расстреляют, должно быть?

– Должно быть…

– А Спесивцева была восхитительна.

– Да, но до Карсавиной ей далеко…

Вскоре Иванов оказался за границей. «Жоржик Иванов», петербургский сноб, острослов, губитель литературных репутаций, сочинитель декоративных стихов… – в таком примерно статусе покидал Георгий Иванов Россию в 1922 году. Когда он уходил из жизни в 1958-м, русское зарубежье называло его своим первым поэтом», – писал он нем один из критиков. Его творческую биографию вообще считали загадочной. Другие поэты, оказавшись в эмиграции, без почвы и своих поклонников, чахли, гибли, а он, наоборот, вырос в большого русского поэта. При этом лучшие свои стихи Георгий Иванов, хотя и писал во Франции, но писал для русских, которые остались в незнакомой ему уже стране под названием СССР:

Ни границ не знаю, ни морей, ни рек.

Знаю – там остался русский человек.Русский он по сердцу, русский по уму,Если я с ним встречусь, я его пойму.Сразу, с полуслова… И тогда начнуРазличать в тумане и его страну.

Как зверь в берлоге

У Одоевцевой имелись за границей состоятельные родственники и поначалу они вместе с ней жили безбедно, другие эмигранты им завидовали. Когда грянула Вторая мировая война Иванов вместе с женой жил на вилле в Биаррице, который с лета 1940  г. был оккупирован немецкими войсками. В 1943  г. супруги лишились виллы, реквизированной немцами. Общественная позиция, взгляды на события Второй мировой войны, которых придерживался Иванов, вызвали обвинения в германофилии, коллаборационизме и привели к конфликтам с друзьями.

Впрочем, недоброжелателей, в том числе именитых, у Георгия Владимировича хватало всю жизнь. Еще в 1920-е годы кто-то пустил сплетню, будто Иванов вместе с друзьями Георгием Адамовичем и Николаем Оцупом оказались в Париже не просто так, а выполняя задание ЧК. Потом стали поговаривать, будто во время войны он принимал на своей вилле немецких генералов, чего на самом деле, конечно, не было.

После войны Иванов и Одоевцева жили в Париже, но уже испытывая отчаянную нужду.

…Вот вылезаю, как зверь, из берлоги я,В холод Парижа, сутулый, больной…«Бедные люди» – пример тавтологии,Кем это сказано? Может быть, мной.

Нечто особенное

Потом жена его оставила, хотя продолжала ценить его как замечательного поэта. В своих воспоминаниях, написанных много позднее, Одоевцева писала: «Если бы меня спросили, кого из встреченных в моей жизни людей, я считаю самым замечательным, мне было бы трудно ответить – слишком их много было. Но я твёрдо знаю, что Георгий Иванов был одним из самых замечательных из них. В нём было что-то особенное, не поддающееся определению, почти таинственное, что-то, не нахожу другого определения от четвёртого измерения. Мне он часто казался не только странным, но даже загадочным, и я, несмотря на нашу душевную и умственную близость, становилась в тупик, не в состоянии понять его, до того он был сложен и многогранен… Гумилёв советовал мне, когда я ещё только мечтала о поэтической карьере: «Постарайтесь понравиться Георгию Иванову. Он губит репутацию одним своим метким замечанием, пристающим раз и навсегда, как ярлык».

В юности восторженный петербургский поэт-эстет Георгий Иванов писал:

Легки оковы бытия…Так, не томясь и не скучая,Всю жизнь свою провел бы яЗа Пушкиным и чашкой чая.

Однако выпала ему, увы, совсем другая судьба. Остаток жизни поэта был драматичным. Иванов умер в приюте для престарелых в Йере (Йерле-Пальмье, в департаменте Вар, недалеко от Тулона). Последние его стихи пронизаны чувствами отчаяния и бессмысленности жизни: