Русская борзая (сборник)

Мы, еще детьми оказавшиеся в Белграде под немцами, эту песню, конечно, не знали и услышали ее от русских солдат только после освобождения. Именно с того времени песню о кольце, плети и балалайке, как когда-то, поет мне русский, у которого шрам пересекает верхнюю губу, и память моя о нем во сне не ослабевает. Мой школьный приятель Никола Биляр никогда не слышал эту песню, хотя занимался музыкой, и ему так и не довелось ее услышать. Я расскажу, какую роль эта песня сыграла в его жизни, чтобы не говорили: «Это было давно и неправда».

* * *

Когда Никола Биляр прожил первый год жизни, ему пропустили птицу через рукав и купили плеть с рукоятью, украшенной затейливой резьбой. Он берег плеть и умел выщелкивать ею свое имя. Позднее, когда у Николы обнаружился музыкальный талант, плеть была забыта на полке над изголовьем кровати. Музыкальный дар открылся очень рано и совершенно случайно. Была Страстная неделя, ему дали выпить из колокола и отправили с куском пирога на луг между домом и Дунаем, ибо не годится слушать птичье пение на пустой желудок. На лугу тропинки расползлись, как улитки после дождя, они источали разные запахи, и мальчишка стал давать запахам имена. Имена эти Никола пел прерывистым тонким голосом, а на вопрос, что он делает, отвечал, что выпускает песни на белый свет, потому что довольно они насиделись в темноте. Потом он принес их домой на Дорчол. На седьмом году жизни в «Политике» на странице объявлений для него нашли учителя пения. Так Никола Биляр научился петь прежде, чем читать, и выучил ноты прежде, чем буквы.

В назначенный день мальчик перевязал красной ниткой дождевого червяка, и дождь не пошел, а в дверях появился старик с квадратными зрачками и такими изношенными ушами, что казалось – стоит их потереть, и они свернутся, как увядшие листья. Волос на голове у него едва ли набралось бы на одну трубку, а борода была моложе и поседела еще внутри, прежде чем вырасти. У старика были прошлогодние глаза, и, оглядывая комнату, он предупредил, что как есть разная вода – которая гасит огонь и которая не гасит, так и с пением. Это значит, объяснил он, что сначала он познакомит своего питомца с историей и развитием музыкальных образов, возникших здесь, на Балканах, где собачьей вони в земле по локоть, а человеческой крови – лишь на пядь. При этом никакой инструмент, кроме голоса, ему не нужен. Это важно, подчеркнул он, читая носом запахи в комнате, потому что по всей стране в музыкальных училищах изучают исключительно духовную музыку Запада, а об остальном помалкивают, как будто собственного музыкального прошлого у нас и не было. А ведь известно, что нож, который поменял владельца, нужно точить заново…

Пока старик говорил, было заметно, что его ногти покрыты волосками и что время от времени он кашляет. При этом он вынимал из платка кусочек соли, лизал и прятал обратно, что каждый раз унимало кашель.

– День как год, – обратился он к Николе, – сегодня утром – настоящая весна, в полдень солнце было как летом, вечером – осень, а ночью, Бог даст, пойдет снег! Итак, начнем работу…

И началась работа в доме Биляров на Дорчоле, в комнате, где запахи со всего жилища и прохлада из подвала собирались вместе на ночлег.

– Не в ухе тайна! – начал урок учитель. – У каждого дня в году свое имя, и сначала нужно выучить эти имена для каждого дня недели.

– Только учти, – добавил учитель, глядя на Николу Биляра сквозь брови, похожие на мушиные ноги, – дни в году не идут один за другим в ряду себе подобных, а меняются; встречаются, мелкие и глубокие, когда какие. Возьмем сегодняшний день – четверг, день Богородицы, лучший среди дней. Это может быть зеленый четверг, когда плуг скоромится, или соленый четверг, когда скотина лижет соль, а может быть пустой четверг, когда мужчинам запрещается то, что каждый любит больше всего. Вот так – коли каждый четверг отличается от другого, значит, и музыкальное имя у них не может быть одно.

Учитель вытащил из кармана книгу с четырьмя серебряными ушками и стал по ней учить. В книге разноцветными нотными знаками были записаны восемь голосов для восьми понедельников, восьми вторников, восьми сред: по восемь для каждого дня недели. В первую неделю Никола учил напевы, записанные фиолетовыми чернилами, для каждого дня первой недели. Это был первый голос. Во вторую неделю он учил семь других напевов (записанных красными чернилами), новых для каждого понедельника, вторника, среды и так далее. Когда они прошли таким образом все восемь красок и восемь голосов, то вернулись к фиолетовому цвету, первому понедельнику, и снова начали девятую неделю с первым голосом. Луна убывала, зубы выпадали, с первой лекцией было покончено.