Ярт обиженно насупился и ушёл, бормоча под нос, что она никогда его как следует не понимала. Эйда убрала влажные от пота пряди со лба Киана. Когда он числился бастианским стражником, то, согласно уставу, брил голову, так что она могла лишь мечтать о том, чтобы запустить пальцы в его волосы. Теперь, подумала Эйда Овейна, я могу это сделать.
— Почему ты всё ещё здесь?
Она вздрогнула и выронила его прядь, обнаружив, что он открыл глаза и смотрит на неё.
— Почему ты не ушла?
— Киан…
— Слушай! — Она чуть не вскрикнула, когда он схватил её запястье — ну да, конечно, он всегда был резок и груб, но не с ней, с ней он таким никогда не был… — Слушай, у вас времени почти не осталось. Сейчас уже ночь? — спросил он так, будто не видел.
— Да. Да, ночь. Киан, я…
— Я его не чувствую. Но оно уже близко, совсем близко, Эйда. Оно уже теперь может тебя учуять, хоть и не может пока ломать твою волю. Бери брата и беги, немедленно беги от…
— Я не могу, — беспомощно сказала она.
Он осёкся, и какое-то время она смотрела на его лицо. Оно как будто загрубело, очерствело, губы сжаты плотно и сурово, брови нахмурены — мой Киан, думает Эйда, это мой Киан, мой доблестный стражник Тамаль, который, подумать только, выиграл меня в карты у моего жениха, лейтенанта Тигилла, семь лет назад и…
— Они ведь сожгут вас, дурочка, — сказал Киан. — И тебя, и Ярта… сожгут. А перед тем будут пытать… так, что вы станете мечтать о костре. Я же знаю, как это бывает, я…
Он умолк, закрыл глаза. Его горло вздрагивало, будто он пытался сглотнуть и не мог. Эйда опустила взгляд и провела кончиками пальцев по неровной пока ещё, бугристой мешанине сине-багровых линий, вздымавшейся на левой стороне его груди.
— Зачем? — спросила она — и подумала: как странно, что за все семь лет у неё не было возможности задать ему этот простой вопрос. — Зачем ты сделал это с собой?
Он молчал так долго, что она перестала ждать ответ. А потом сказал:
— Я хотел, чтобы ты мной гордилась.
Сперва Эйде казалось, что она рассмеётся. Ей очень хотелось рассмеяться. Но она знала, что если начнёт, то не сможет остановиться, а ей не хотелось, чтобы он видел её в истерике. Он прощал ей вспышки ярости и, пожалуй, даже именно за них её любил — за то, что она не стеснялась их, не стеснялась его и себя. Ей не хотелось выглядеть перед ним обычной женщиной, слабой, глупой, испуганной женщиной. Не надо истерик, сказала себе Эйда Овейна и ответила очень тихо:
— Глупый ты мой… я и так тобой гордилась.
Он искоса посмотрел на неё, словно решил, что она опять над ним смеётся — прежде она делала это так часто! И было в его взгляде, во взгляде серо-стальных глаз взрослого сильного мужчины нечто настолько по-детски робкое и недоверчивое, что ей захотелось всё же расхохотаться вслух, обнять его, прижаться щекой к его груди и…
…и чувствовать, собственной кожей чувствовать, как дрожит и шевелится, оживая, Обличье, которое он обречён носить.
— Дурак. Самодовольный дурак, — прошептала Эйда.
Он не стал спорить, только вздохнул и коснулся её запястья, там, где синели пугающие изломанные линии. Эйда посмотрела на них — впервые за много часов — и увидела, что они вновь стали яркими и переливаются едва уловимым голубоватым блеском.
— Его нельзя убить, — глухо сказал Киан. — И я… я не могу его одолеть. Я пробовал много раз… никак не могу. Но, может быть… Эйда…
— Да?..
— Может быть, его можно обмануть.
Она долго молчала, ожидая, что он закончит. Потом спросила:
— Как?
— Я не знаю. Ты… может, ты сама поймёшь. Ты ведь всё-таки женщина, — добавил он, будто извиняясь — неожиданно мягким, вкрадчивым голосом. Ласковым голосом Клирика, слуги Бога Кричащего. Эйда резко отпустила его руку и выпрямилась. Обличье возвращалось: его тонкие черты уже проступали на восстановленной плоти. Сколько раз оно уже возвращалось вот так, мелькнуло у Эйды. Сколько раз он жёг себя, резал, мазал негашеной известью? И всякий раз оно возвращается. К утру, если не посыпать рану солью.
— Эйда!
На сей раз она обернулась на окрик Ярта почти с благодарностью, словно он вырвал её из кошмарного сна. Нерешительно поднялась на ноги, боясь оглянуться и посмотреть на мужчину, лежащего у её ног, — мужчину, которого она всего пять минут назад гладила по волосам.
Ярт бежал к ней, ведя в поводу её кобылу.
— Ну, довольно! — крикнул он. — Ничего с ним теперь тут не случится, едем, пока не…
— Боюсь, что уже слишком поздно, малыш, — насмешливо сказал Клирик Киан у неё за спиной.
Он и вправду хотел, чтобы она им гордилась.