Русская фэнтези-2008

Сперва дорога шла по сырым низменностям. Здешние земли человек отвоевал у моря, шаг за шагом, клочок за клочком. Трудолюбивые строители и землепашцы возводили дамбы, засыпали выгороженные участки камнями и песком, удобряли илом, который привозили с северных отмелей в лодках, и навозом, который привозили с южных ферм в телегах. И море отступало, а в смраде и грязи рождалась новая земля. Обильно унавоженные поля приносили неплохой урожай, на холмах, которые некогда были островками, размеренно и чинно вращались серые крылья мельниц. То тут, то там к серому небу поднимались серые дымы. Ветер расплетал их, растаскивал волокна, уносил к серым облакам… С тех пор над миром прогремели серебряные трубы, тучи затянули небосвод, будто солнце не желало видеть того, что творится в дольнем мире. Серые тучи как нельзя лучше подходили к здешним серым пейзажам, будто небеса обратились в зеркало, отражающее бедную красками землю.

И по сей день на здешние поля возили ил и навоз. Всадника не смущала вонь, на полях недавних сражений пахнет не лучше, а все, что касалось войны, ему было привычно.

О нашествии местные жители, конечно, знали, да и трубы здесь были слышны не хуже, чем где бы то ни было. Когда армия мертвых свернула к востоку, жители новой земли посчитали, что их край не пострадает, ибо эта твердь создана не Всевышним, а человеческим трудом — и, стало быть, ее не коснется общая участь. Подобные рассуждения путник слышал не раз, пока миновал низины, отторгнутые у моря — при всякой встрече люди снова и снова твердили об этом друг другу, повторяя нехитрые доводы. На узких перекрестках, где собиралось иногда по несколько повозок в ожидании возможности пересечь оживленный тракт, на паромных переправах, перед мостами, в тавернах и корчмах… Здешние жители верили в собственный тяжкий труд и полагали, что многовековые усилия сберегут от новой напасти. Их равнодушие выглядело удивительным, но воин счел его неким родом отваги.

Всадник испытывал уважение к рассудительным и не трусливым людям, но постарался преодолеть их страну как можно скорей — здесь он был чужим. Таким же чужим, как и среди торговцев Сентино. Здесь не желали его и не нуждались в нем. Здесь его даже не боялись. Война шла в этом краю непрерывно — с наводнением, неурожаем и серой тоской… но для такой войны не нужен был меч.

Потом потянулась другая земля — песчаные ланды, сопки, поросшие кривыми соснами, вымытые талой водой овраги. Изредка в дюнах попадались клочки возделанной земли. Убогие бесплодные земли — их без сожаления оставили предки тружеников, живущих ныне в приморских долинах за дамбами.

Этот край, сотворенный в дни Создания, был полон ужаса. Навстречу всаднику потянулся нескончаемый поток беженцев. Кто верхом, кто в повозке, а кто и пешком, взвалив на спину все, что успел прихватить — люди бежали от армии мертвых. Многие повторяли тот же слух, что низины, отгороженные дамбами, не будут затронуты нашествием. Некоторые, кто имел средства, собирались нанять в Сентино корабль и плыть за море. Огромная масса бежала просто потому, что оставаться было невозможно, потому что бежали все — в путь двинулись соседи, друзья и родня. Люди шли и шли навстречу путнику, переставляя ноги будто по привычке. Брели по дороге — просто так, без планов, без мыслей, даже без надежды на спасение. Обреченность читалась на всех лицах и делала беглецов похожими друг на друга, лишала возраста, стирала личности.

Поначалу всадник пробирался по краю дороги, у обочины. Вооруженному мужчине на крупном коне уступали дорогу. Замечали его в последний миг, до тех пор уныло плелись, опустив головы. Завидев перед собой огромного рыжего коня, торопливо шарахались в сторону, натыкались на таких же печальных, не замечающих ничего перед собой соседей…

Наконец перед ним и вовсе не расступились — на дороге возникла свалка, били сумасшедшего. Оборванный мужчина с всклокоченными седыми волосами вдруг принялся орать, что армии мертвых нельзя противиться, и бежать от нее тоже не следует — божью кару надлежит принимать со смирением, склонив голову… Беженцы повалили крикуна в пыль и с остервенением топтали — больше из страха перед надвигающейся бедой, нежели со зла…

Воин решил съехать на обочину — дорога была полностью запружена беженцами, быстрей было двигаться в стороне от потока.

На второй день беженцев стало меньше, и всадник возвратился на тракт. Пески закончились, потянулись холмы и лужайки, перемежающиеся полосками леса. В стороне от дороги стали попадаться обгоревшие остовы домов. Хутора, мимо которых проезжал воин, выглядели разоренными. За грядой поросших соснами холмов, совсем неподалеку, то и дело поднимались столбы дыма, гораздо более плотные и черные, чем обычно над печной трубой.