Русская Финляндия

Арендованный в 1924 году двухэтажный особняк на скалистом берегу залива был перестроен таким образом, чтобы в нем было удобно не только жить и работать, но и принимать гостей. В столовой под люстрами розового венецианского стекла, сделанными в Мурано по специальному заказу, за двумя большими столами помещалось 40 человек. В длинном темноватом кабинете — тибетские храмовые ткани и картины художников XVIII века, здесь же письменный стол, приобретенный на блошином рынке Парижа, секретер, уставленный сувенирами из поездок по Дальнему Востоку, Индии, Тибету, Китаю, а также медные жбаны для дров из Тироля.

Мебель разностильная, купленная по случаю, но подобраная с отменным вкусом, на стеллажах книги на четырнадцати языках — в основном по истории и географии. Художественной литературе он предпочитал мемуары. В семье было заведено каждый день недели говорить на каком-то одном языке, например, для финского была отведена среда. Некоторые комнаты похожи на зоологический музей: на стенах — черепа и рога редких животных. Заядлый охотник и меткий стрелок, он охотиться предпочитал за границей: в 1920–1930-е годы арендовал угодья и домик в австрийском Тироле и проводил там довольно много времени. Пол гостиной украшают две тигровые шкуры. Тигров он убил в Непале в 1937 году, когда гостил у непальского магараджи. Это были тигры-людоеды, на которых раз в год устраивали охоту. Один из них был особо опасен. Он был самым большим из когда-либо убитых тигров — 3 метра 74 см от носа до хвоста. При этом семидесятилетний Маннергейм охотился на слоне.

Привыкший к жизни в полевых условиях, Маннергейм всюду возил с собой походную кровать, даже брал ее в шикарные гостиничные номера, где останавливался, уже будучи известным политиком.

Обстановка спальни напоминает военную палатку: раскладная походная кровать, которая всегда путешествовала с ним, столик с телефоном и лампой у кровати и пара стульев. Гурман и сибарит был в то же время аскетом.

Здесь стоит сказать, что младшая сестра Маннергейма, Ева, будучи его постоянным корреспондентом, записывала рецепты различных экзотических блюд, которые генерал, маршал и президент присылал ей отовсюду, куда заносила его судьба и жажда путешествий — оба были гурманами и знатоками поварского искусства. Говорят, что-то по части кулинарии Маннергейм присылал ей даже с Русско-японской войны. В 1935 году, уже будучи фельдмаршалом, Густав помогал сестре советами в издании кулинарной книги и писал со свойственной ему иронией: «Кто знает — может быть, эта книга станет первой связкой, которая объединит скандинавские страны в крепкий нейтральный союз?»

Помимо того, что Карл Густав Маннергейм был гурманом, он придерживался и жестко соблюдавшихся правил приема спиртных напитков.

Так, во время «Зимней войны», когда главная ставка Маннергейма располагалась в Миккели, он разработал рецепт водки, подававшейся к его столу — теперь она известна в Финляндии как «маршалка». То ли тогда, то ли еще раньше, в сложные послереволюционные годы, Маннергейм был недоволен скверным качеством продававшейся водки, и, чтобы отбить дурной вкус, на литр «сорокоградусной» добавлял 20 граммов сухого вермута и десять граммов джина. Тогда же, в ставке в Миккели он постановил, что стопка должна наливаться до краев, причем во время употребления нельзя пролить ни капли.

Эту традицию, по словам Маннергейма, он принес еще из российской армии, из кавалерийского училища и лейб-гвардии, в которой служил. Тогда, в конце XIX столетия в Петербурге, в офицерское жалованье включалась и выпивка: одна стопка на завтрак и две на обед. За счет государства, естественно, каждый хотел получить максимально полную стопку.

Кстати, эта традиция пить водку, причем именно «по маршальскому» рецепту, сохранилась и сегодня в том самом городе Миккели, где по-прежнему существует так называемый «Миккели Клуб», в котором во время войны со своими офицерами обедал и Маннергейм. Там до сих пор помнят, как маршал Финляндии требовал во время еды полнейшей тишины и как давал уроки того, как надо правильно пить коньяк.

Когда Маннергейм пил коньяк, который подавали к кофе, он задерживал его во рту на восемь секунд, прежде чем проглотить. Если кто-то из компании запивал коньяк кофе слишком быстро, Маннергейм приказывал официанту забрать бокалы и принести новую бутылку. Если потом опять кто-то выпивал свой кофе слишком быстро после глотка коньяка, бокалы снова убирались и приносилась новая бутылка. Наконец маршал говорил: «К сожалению, господа, у меня нет коньяка лучше, чем был в последней бутылке»…

Но вернемся в Хельсинки, в его дом-музей.