Русская готика

Свят перелез через турникет, и двинулся дальше по лестнице, прихватив с собой расписание кабинетов. Красавкин отслуживал своё на третьем этаже, вот он, как и решил Свят, поплатиться первым. Особо неосторожные служащие выглядывали из кабинетов, отзываясь на шум внизу, но, увидев бредущего по коридорам оборванца с ружьём наперевес, скрывались обратно. Свят, не обращая внимания на этих будущих случайных жертв революции, с достоинством поднялся на третий этаж, выискивая нужный кабинет. Наконец, нужная дверь с позолоченной табличкой, представляющей своего хозяина, была решительно открыта. В приёмной никого не оказалось, и Свят двинулся к следующей двери. Он нажал на ручку, найдя её запертой и, сделав шаг назад, саданул дверь ногой, вследствие чего замок треснул и последний препон на пути народного мщения был ликвидирован.

Свят спокойно вошёл в пространство кабинета. Красавкин стоял в его углу, упираясь руками в массивный стол, с приспущенными штанами, а секретарша, преклонив колени, занималась оральным удовлетворением своего хозяина. От испуга оба замерли в предшествовавшем визиту Свята интимном моменте, только выпучив глаза от ужаса и стыда, символизируя, таким образом, по мысли Свята, отношения власти и интеллигенции. Впрочем, секретаршу, не красивую девушку, по представлению Свята, а напомаженную немолодую тётку с одинаково нелепым лицом и взглядом, вряд ли можно было представить в роли интеллигенции, а значит, они представляли собой модель отношений деспотичной власти и унижаемого народа.

Свят подошёл к ним вплотную, ткнул дуло в упругую щёку женщины, взглянул на ошеломлённого студенческого друга, и нажал на курок, разорвав их роковую связь. Женщину отшвырнуло вперёд, а широкий след от разорванной плоти простёрся до стены. Красавкин кричал, что было сил, и руками пытался сдержать движение органических жидкостей из себя.

Свят выглянул в окно, где по белому снегу подкатывали машины ОМОНа и прочих карательных отрядов. Ему стало грустно оттого, что подвиг уже закончился, и осталось только ожидание народных волнений. "Но это ничего – подумал он. – Теперь только лучше и лучше должно быть." И ему даже почудилось, что прохожие за окном вдруг повеселели и задвигались бодрее и увереннее. Зойке больше не придётся торговать колбасой и пытаться выгоднее устроить своё тело, Николай Антонович забросит дебаты, шпана бросит воровать, рабочие ощутят многообразие жизни, а старушка-кондуктор бросит свой фартук и бряцающую сумку, выйдет из опостылевшего трамвая и чего-нибудь споёт для всех.

В кабинет вбежали люди в пятнах и с автоматами, Свят повернулся к ним, взмахнув пустым ружьём – тут то его и убили.

А где-то, на другом краю трамвайного маршрута, два паренька кутались по очереди во взрослое пальто и читали сообща по складам тетрадку с котом, в частности, такие строки:

"Жизни не может быть без борьбы, а борьбы не может быть без веры, а веры не может быть без идеала, а идеала не может быть без сочувствия к текущей жизни, а сочувствия к текущей жизни не может быть без нужды в лучшем, а нужды в лучшем не может быть без ощущения правды, а ощущение правды есть не что иное, как любовь к человеческому существу, без которой не может быть живого переживания за его страдания, а без этого переживания не может быть жажды перемен, без которой не может быть стремления к справедливости, без которого не может быть лидера, который и есть залог успеха святого дела всечеловеческой революции…"

Порно

1.

Это было давно – я учился на первом или втором курсе универа и уже тогда мечтал стать fucking rock-star. Ещё, в те светлые времена, я западал на свою однокурсницу по имени Ира – девушку с мальчишеской стрижкой и мутно-голубыми глазами – такой я её запомнил.

Ах, как мне хотелось рассказать ей какой-нибудь из своих снов, эпизодов ночного сериала о наших совместных приключениях, где мы на впряжённых лосях везём через затопленный лес киноустановку в заброшенный клуб, или спускаемся в холодные подземелья, или без прелюдий занимаемся любовью… Вместо этого я обменивался с ней стандартными фразами, касающимися общего состояния дел, погоды или расписания семинаров, смотрел настолько пристально, насколько это позволяли правила приличия, и отчаянно, а потому зачастую удачно, шутил.