Читаем Русская идея полностью

одной из предыдущих глав я ссылался на академика С. Ю. Глазьева, советника президента по делам евразийской интеграции и идеолога Изборского клуба. Он и его подопечные в клубе твердо убеждены, что даже сегодняшняя Россия с нулевым ростом ВВП все еще в силах - при условии «мобилизации всех ресурсов и огромного напряжения всех сил» - вырваться в лидеры мирового развития и вернуть себе сверхдержавный статус. Это важно как иллюстрация самообмана, в который, как правило, впадают бывшие сверхдержавы, давно уже разжалованные в рядовые, в ситуации фантомного наполеоновского комплекса. Я привожу этот пример потому, что читатель, чего доброго, может мне и не поверить, когда я скажу, что третье поколение славянофилов было точно так же уверено на закате Российской империи, что, сокрушив Германию, именно Россия вырвется в лидеры мирового развития и займет ее место на сверхдержавном Олимпе.

Уверенность эта тогда, как и теперь, проистекала из особенностей режима контрреформ (1881-1905), породившего «третьих» (назовем так для краткости третье славянофильское поколение, о котором речь). Начнем с этих особенностей.

«Россия под надзором полиции»

Это, собственно, название статьи Петра Струве («Освобождение», 1903), которую мы уже упоминали. Струве суммировал итоги того, к чему привел Россию режим контрреформ, кратко: «ВСЕМОГУЩЕСТВО ТАЙНОЙ ПОЛИЦИИ». Говоря современным языком, режим спецслужб. Можем ли мы доверять оппозиционеру из заграничного эмигрантского журнала? Можем, хотя бы потому, что с диагнозом этим согласны были даже слуги режима. Например, бывший начальник Департамента полиции А. А. Лопухин тоже писал впоследствии, что «все население России оказалось зависимым от личньи мнений чиновников полишческой полиции». Это, впрочем, было очевидно даже для иностранных наблюдателей русской жизни. Джорд» Кеннан, родственник знаменитого дипломата, описал это эффектнее Лопухина. Ему тогдашние российские спецслужбы представлялись «вездесущим регулятором всего поведен ля человека, своего рода некомпетентной подменой божественного Провидения».

Иначе говоря, на предпоследней ступени деградации, накануне «национального самоуничтожения», оказалось русское самодержавие полицейской диктатурой, идейно пустой, интеллектуально нищей. Удивительно ли, что таким же было и порожденное им славянофильстве3

Ни следа не осталось в нем от наивной утопии его родоначальников, все еще мерцавшей, как мы помним, отраженным светом декабристского свободолюбия. Даже от романтических порывов второго поколения ничего не оста, юсь - ни от православной окрыленьо- сти Достоевского, ни от мрачного византийского вдохновения Константина Леонт ьева. Вот три главных постулата, которыми они руководились.

Первый был сформулирован знаменитым «белым генералом» Михаилом Скобелевым: «Путь к Константинополю

Памятник Петру I Памятник Александру III


должен быть избран теперь не только через Вену, но и через Берлин». Второй принадлежал Сергею Шарапову: «Самодержавие окончательно приобрело облик самой свободолюбивой и самой желанной формы правления». Последний был основан на «открытии» популярного и в наши дни Михаила Меньшикова, «великого патриота» и «живоносного источника русской мысли», по выражению нашего современника, известного писателя-деревенщика Валентина Распутина. Состояло открытие в том, что «входя в арийское общество, еврей несет в себе низшую человечность, не вполне человеческую душу».

Понятно, что пришлось «третьим» отречься и от идейного арсенала, доставшегося им от второго поколения. Их воинственность, то, что именовал Соловьев «национальным кулачеством», особенно комичная в ситуации экономической и военной слабости России, зашкаливала, все больше напоминая полубезумное фанфаронство николаевских идеологов накануне Крымской войны. Я уже, кажется, частично цитировал типичную фанфаронаду одного из их лидеров Сергея Шапова: «За самобытность приходилось еще недавно бороться Аксакову, какая там самобытность, когда весь Запад уже успел понять, что не обороняться будет русский гений от западных нападений, а сам перевернет и подчинит себе все, новую культуру и идеалы внесет в мир, новую душу вдохнет в дряхлеющее тело Запада». Но главное было даже не в этом. Повторяя давнюю ошибку Ивана Грозного, совершили «третьи» самоубийственный для России

«Поворот на Германы»

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
1991. Хроника войны в Персидском заливе
1991. Хроника войны в Персидском заливе

Книга американского военного историка Ричарда С. Лаури посвящена операции «Буря в пустыне», которую международная военная коалиция блестяще провела против войск Саддама Хусейна в январе – феврале 1991 г. Этот конфликт стал первой большой войной современности, а ее планирование и проведение по сей день является своего рода эталоном масштабных боевых действий эпохи профессиональных западных армий и новейших военных технологий. Опираясь на многочисленные источники, включая рассказы участников событий, автор подробно и вместе с тем живо описывает боевые действия сторон, причем особое внимание он уделяет наземной фазе войны – наступлению коалиционных войск, приведшему к изгнанию иракских оккупантов из Кувейта и поражению армии Саддама Хусейна.Работа Лаури будет интересна не только специалистам, профессионально изучающим историю «Первой войны в Заливе», но и всем любителям, интересующимся вооруженными конфликтами нашего времени.

Ричард С. Лаури

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Прочая справочная литература / Военная документалистика / Прочая документальная литература
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное