Русская идея от Николая I до Путина. Книга IV. 2000-2016

А вот вторая цитата. Другой представитель российских спецслужб, Владимир Путин, полтора столетия спустя негодовал: «Вы хотите, чтобы к концу моего президентства они сделали из меня то же самое, что сделали из Бориса Николаевича? Надо признать, наши телевизионщики славно потрудились, чтобы запечатлеть в сознании российского общества образ Ельцина как алкаша, клоуна, недееспособного недотепу». Говоря языком Дубельта, Ельцин забыл, что «у нас не Франция» и «правление у нас отеческое». Забыл — и позволил «таскать себя в грязи», а он, Путин, помнит — и не позволит (тут к месту эпизод с «Куклами»), Его наставник Иван Ильин тут как тут. Он облек обывательское негодование Путина в четкую идеологическую формулу: в отличие от «формальной демократии», Россией должны руководить «лучшие люди», и лучший из них — национальный лидер, Отец Отечества, можно ли «таскать его в грязи»? Не думайте, что формула — пустяк, психологически она первостепенно важна: она позволяет Цезарю по-прежнему ощущать себя демократом, пусть и в «обновленной демократии». Именно она, согласно Ильину, — будущее человечества. Она дает Цезарю возможность не только партнерствовать с демократическими лидерами, но и чувствовать свое превосходство над ними. Это и есть та «другая реальность», в которой, по мнению Ангелы Меркель, живет Путин.

Есть, однако, еще одна, историческая, сторона дела. Тут столкнулись два непримиримых представления не только о свободе слова и независимости прессы, но и о самой природе русской государственности. Глеб Павловский, ныне раскаявшийся spinmeister  раннего Путина, признается, что его задача по восстановлению в стране «отеческого правления» сводилась, по сути, к тому, чтобы «разбудить в народе привычку к обожанию национального лидера». Иначе говоря, воскресить традиционную в России со времен самодержавной революции Ивана IV ауру первого лица.

Я говорю «воскресить» потому, что аура эта практически умирала. Ну, кто, спрашивается, обожал косноязычного Брежнева? И тем более Черненко? На мгновение подняла было голову полумертвая аура с гласностью Горбачева, но очень быстро опять скукожилась. Ельцин, как мы слышали от Путина, жизни ей тоже не добавил. «Таскали в грязи», как во Франции. И пальцем не пошевелил, чтобы напомнить журналистам, что он все-таки царь Борис. Задача перед Павловским стояла поэтому поистине прометеевская. Но Путин не поскупился. И нашлось в Москве достаточно молодых, талантливых, усвоивших западные полит-технологические приемы ребят, которые за большие деньги и из спортивного интереса взялись воскрешать архаическую традицию «обожания национального лидера». И воскресили.

Это, впрочем, пусть останется на их совести. Но что говорит это о заказчике? Разве не то, что, став президентом, он не пожалел усилий, чтобы НЕ СТАТЬ преемником Ельцина? Вот и весь его секрет.

Заключение

Но это все детали. Вернемся к главному: к истории вопроса, вынесенного в заголовок. В 2015 году исполнилось 160 лет со времени кончины Николая I, правление которого многие переживали как конец России. И собственной жизни тоже. Серьезные историки, гордость русской историографии Сергей Соловьев и Тимофей Грановский опасались не пережить этого царствования. Сергей Михайлович оставил нам такую запись: «Приехавши в церковь приносить присягу новому государю, я встретил на крыльце Грановского, первое мое слово ему было “умер”. Он отвечал: ‘Нет ничего удивительного, что он умер; удивительно, что мы еще живы”». Цензор и академик А. В. Никитенко подтверждает: «Люди стали опасаться за каждый день свой, думая, что он может оказаться последним в кругу друзей и родных».

Так выглядел первый в Новое время «конец России». И что же? Выжила. И впереди, как мы уже говорили, была Великая реформа. Она принесла стране многое, включая зачатки независимого суда и европейской государственности. Но предотвратить реставрацию национальной диктатуры не смогла.

Второй «конец России» был связан с воцарением большевиков (или. в другой интерпретации, с Великой социалистической революцией). Он тоже оставил нам великолепные эпитафии. Замечательный поэт Максимилиан Волошин откликнулся, конечно, стихами:

С Россией кончено. На последахЕе мы прогалдели, проболтали,

Пролузгали, пропили, проплевали. Замызгали на грязных площадях.

Знаменитый философ и публицист Василий Розанов, хоть и отметился в прозе, был не менее красноречив: «Русь слиняла в два дня. самое большее в три. Что же осталось-то? Странным образом, ничего». И обратите внимание: каждый раз, после каждого «конца», как и сейчас, люди в России были убеждены, что именно в их время «конец» уже окончательный. Иначе позволил бы себе разве Иван Бунин сказать о бесконечно дорогом ему Отечестве страшные слова: «И как же надоела миру эта подлая, жадная, нелепая сволочь Русь»?