Читаем Русская кампания Наполеона: последний акт (декабрь 1812 г. – январь 1813 г.) полностью

Несмотря на то что события 12 декабря, казалось бы, можно реконструировать в деталях благодаря, во-первых, докладу Бертье императору, помеченному Ковно 12 декабря, во-вторых, еще одному докладу начальника Главного штаба, также составленному для Наполеона и помеченному Вирбалленом[118], 5 часами утра 16 декабря, в-третьих, целому ряду приказов, подготовленных Бертье для генерала Эбле, маршала Нея (два приказа, помеченных полднем и 9 часами вечера 12 декабря), в-четвертых, сохранившемуся фрагменту послания Нея к Бертье (все эти бумаги проработаны еще Ф. Ребулем), вопросы остаются. Главный из них связан с разночтениями между докладом Мюрата Наполеону, помеченным местечком Скрауце[119] (Skrauce) 13 декабря, и бумагами Бертье. Если Мюрат утверждал, что совещание, которое он провел с высшим генералитетом по ключевому вопросу о сдаче Ковно и дальнейшем отступлении, а также о путях этого отступления, имело место 13 декабря, то из приказов, отданных Бертье, следует, что это совещание уже завершилось к 9 часам вечера 12-го

[120]. В связи с этим можем предположить, что король Неаполя сознательно «перенес» время совещания в письме к императору, дабы создать впечатление, будто решение об оставлении Ковно (вслед за Вильно) не было спланировано заранее, но принято под давлением текущих обстоятельств и при одобрении со стороны высшего генералитета армии. Очевидно, что Мюрат хорошо осознавал невозможность выполнения тех задач, которые поставил перед новым командованием отступавшей и быстро таявшей армии отъезжавший в Париж и питавшийся иллюзиями император. Король Неаполя предпочел постепенно готовить Наполеона к восприятию реального положения дел, отводя от себя и ослабляя тот взрыв негодования, который неминуемо грозил обрушиться на Мюрата после осознания императором масштабов произошедшей катастрофы.

В отчете Бертье, написанном для Наполеона и помеченном Ковно 12 декабря, об этом совещании не упоминалось. Совещание, как полагаем, состоялось после того, как отчет уже был составлен и пакет с ним даже запечатан. Судя по постскриптуму, после совещания начальник Главного штаба вскрыл пакет и приписал: «Я вновь вскрываю письмо; кажется, что Король намерен перебросить армию, то есть ту массу людей, которые ее составляют, на Вислу, в Торн[121], Мариенбург[122]

и Данциг, а герцога Тарентского в Эльбинг»[123]. Обращает на себя внимание, что герцог Невшательский, который, без сомнения, принял участие в совещании и не мог не высказать своего мнения, в письме к императору попытался представить все так, будто решение принимал один Мюрат.

Итак, утром 12 декабря от Нея (авангард под его командованием к ночи на 12 декабря находился у Жижмор) в Главную квартиру пришло известие, что у него осталось не более 1500 человек и что он едва ли доберется до Румжишек (Roumchki), так как его решительно теснит кавалерия. Однако Мюрат велел сообщить Нею, что тому абсолютно необходимо удержать в течение завтрашнего дня дефиле перед Ковно, ибо тет-де-пон теперь не имеет никакого значения, «поскольку Неман исчез», так как река замерзла, покрыта снегом, экипажи проходят по ней как по равнине и лед может выдержать даже большие орудия[124].

Из сообщения Бертье Нею, которое начальник Главного штаба отправил в полдень 12 декабря, ясно, что король Неаполитанский весьма рассчитывал на боеспособность 34-й пехотной дивизии, переданной в арьергард, надеясь, что это позволит маршалу удержать дефиле в Румжишках, пока там не появится неприятельская пехота. «Вы понимаете, – писал Бертье, – что чрезвычайно важно, чтобы нас не загнали в угол…»[125]

Тем временем Мюрат активно готовил к эвакуации Ковно. Генерал Эбле занялся уничтожением всего, что нельзя вывезти.

Определялись места для временного размещения отступавших войск на левом берегу Немана по линии дорог на Скрауце и Тильзит. Была проведена подготовка и к защите укреплений Ковно, ибо там предстояло временно закрепиться арьергарду армии. В ретраншементах[126]

, устроенных впереди крепостного вала, решили оставить 10–12 орудий, размещенных там ранее[127].

9 или 12 орудий[128] 34-й дивизии были переброшены на левый берег и размещены на его высотах, чтобы защищать подходы к нему. Часть подразделений, принадлежавших разным частям, которые оказались к началу декабря в Ковно еще до подхода 34-й дивизии, отправили вперед по дороге на Жижморы к монастырю, который мог стать одной из опорных точек отступавшего арьергарда[129].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде
Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде

О работе советской контрразведки в блокадном Ленинграде написано немало, но повесть В. А. Ардаматского показывает совсем другую сторону ее деятельности — борьбу с вражеской агентурой, пятой колонной, завербованной абвером еще накануне войны. События, рассказанные автором знакомы ему не понаслышке — в годы войны он работал радиокорреспондентом в осажденном городе и был свидетелем блокады и схватки разведок. Произведения Ардаматского о контрразведке были высоко оценены профессионалами — он стал лауреатом премии КГБ в области литературы, был награжден золотой медалью имени Н. Кузнецова, а Рудольф Абель считал их очень правдивыми.В повести кадровый немецкий разведчик Михель Эрик Аксель, успешно действовавший против Испанской республики в 1936–1939 гг., вербует в Ленинграде советских граждан, которые после начала войны должны были стать основой для вражеской пятой колонны, однако работа гитлеровской агентуры была сорвана советской контрразведкой и бдительностью ленинградцев.В годы Великой Отечественной войны Василий Ардаматский вел дневники, а предлагаемая книга стала итогом всего того, что писатель увидел и пережил в те грозные дни в Ленинграде.

Василий Иванович Ардаматский

Проза о войне / Историческая литература / Документальное