Русская канарейка. Блудный сын

– Есть еще третья возможность, – добавила она, сострадательно глядя в обвисшее серое лицо Филиппа. – Понимаешь, мне кажется, что одновременно он скрывался – да и меня прятал – от своих, ну, тех, на кого он работал и кого я не могу вычислить… Может быть, я совсем спятила, но поскольку думаю об этом днем и ночью, изнурительно, страшно, беспрерывно думаю, мне сейчас кажется, что он… наводил порядок в своей прошлой жизни, о которой я, как и ты, не имею ни малейшего понятия. Он был одержим идеей мести за что-то там… И наверняка вышел из-под контроля своих. Он оторвался от всех, вылетел за пределы их жестко организованной вселенной… Ну, как бы тебе объяснить? – пробормотала она, сосредоточенно хмурясь. – Вот: он взял такую высокую ноту, с которой не съедешь запросто, бескровно. Короче, есть вероятность, что его схватили свои… И если сейчас я не колочусь во все проклятые двери всех этих проклятых разведок, так только потому, что боюсь навредить Леону.

Наступила тишина, в которой лопотали только прекрасные напольные часы в прихожей – вероятно, фамильные, такие старые семьи всегда пекутся о своем почтенном домашнем времени. Айя склонилась, погладила вялые руки Филиппа, которые совсем уже не выглядели холеными руками великолепного импресарио, а оказались просто веснушчатыми руками пожилого человека. Улыбнувшись, проговорила:

– Пожалуйста, Филипп… Выпей чего-нибудь крепкого, я не уверена, что ты в порядке.

Он послушно поднялся, подошел к буфету, открыл дверцу и, достав графин с тяжелым золотом в брюхе, показал ей:

– М-м-м? Нет? – Когда она мотнула головой, налил себе рюмку, выпил… медленно произнес: – Значит, тот выстрел был не случайным.

– Какой выстрел? – насторожилась она.

– Неважно, на охоте… – он махнул рукой. – Выстрелил навскидку и попал в пробегавшего зайца. Якобы чудом. – Он сокрушенно покачал головой: – Дурил меня все эти годы, сукин сын, мерзавец, подонок… Думаешь, он работал на русских? – встрепенувшись, спросил Филипп. – Они его схватили? Пытают? Уничтожили?! Боже мой, и этому ублюдку достался этот голос…

– А русские убивают своих? – встревоженно спросила Айя.

– Все, когда потребуется, убивают своих, – печально пробормотал Филипп. – Если это разведка. Приятными людьми их не назовешь.

– Мы ничего не знаем! – возразила она.

– Ничего, – согласился Филипп, – кроме того, что он оставил тебя беременной.

Она поднялась, но передумала и снова села.

– Забыла совсем!

Вытащила из кармана джинсов портмоне, достала карточку, положила на стол и пододвинула к Филиппу.

– Что это? – спросил он.

– Банковская карточка Леона. Вот код написала – на автобусном билете. Я не смотрела, сколько на ней осталось: в первые дни была не в себе, кучу денег растратила на самолеты, стыдно вспомнить… Если сможешь, оплати, на сколько там получится, его квартиру, пожалуйста. Остальное я заработаю и пришлю. Понимаешь, он велел в Париж не соваться, значит, считал, что квартира под колпаком. К тому же я никого здесь не знаю, кроме тебя и этой его любимой консьержки, которую он называл «моя радость», но и она ведь может быть связана с…

– Радость моя Айя, – усмехнувшись, проговорил Филипп. – Ты полагаешь, я огорчен срывом его контрактов? Видимо, ты просто не понимаешь всей степени моего отчаяния… Я уже оплатил его квартиру на полгода вперед, как только понял, что его… – он прокашлялся, прочищая горло, – что его нигде нет.

Она молча кивнула, не благодаря; судорожный глоток как-то по-детски беззащитно прокатился по тонкой шее до самой яремной ямки.

– И насчет его контрактов… – Она вновь упрямо придвинула к Филиппу банковскую карточку и поднялась. – Думаю, ты очень пострадал: неустойки и все такое… Короче, эти деньги – твои. Остальное я отработаю, дай срок. Все верну. К сожалению, не могу сейчас купить себе камеру, так бы я заработала быстрее и больше. Но я умею трудиться, поверь.

– Дурочка, что ты несешь! – огорченно воскликнул он. – Посмотри, на кого ты похожа. Тебя ветром сдувает! Где ты живешь, как ты… постой!

– Он вернется, – сказала она, уже приоткрыв дверь на лестничную площадку.

– Айя! – окликнул Филипп и, осознав, что она уже не видит его лица, а значит, и не слышит, вскочил, нагнал ее на пороге, схватил за плечи. – Спасибо, что пришла. – Он неуверенно топтался рядом. – Мы ведь тогда… мы с тобой не понравились друг другу.

– Леон должен петь, – просто сказала она, глядя ему в глаза своими запавшими, сухими, без проблеска слезы глазами. – Он должен петь, когда вернется…

Филипп шагнул к ней и молча обнял – в последней и безуспешной попытке не пустить за порог.

4

На сей раз Натан ехал не торопясь, не обгоняя, не превышая скорости – как велел его кардиолог. В сущности, кардиолог вообще запретил садиться за руль, но кто станет слушать этих умников.

Просто он хотел еще и еще раз обдумать все, что скажет Заре.