Русская литература Урала. Проблемы геопоэтики

Слой за слоем в асфальтовом запахе свежей накаткиопускается темь на прямые проспекты Перми,и неоны трещат, точно в улье мохнатые матки,и коксуется ночь, и трамбуют ее фонари (П, 91).

Ночь в пермских стихах Кальпиди – это внутреннее состояние города, выявляющее его метафизическую природу:

Пермь, у ореха внутри тоже кривляется ночь.Сколько ж орехов сломать, чтобы с твоею сравниться? (П,70)

Характерно, что пермская ночь кривляется. Атрибут кривизны устойчиво характеризует Пермь в стихах Кальпиди и маркирует как ее пространство, так и онтологию поэтической проекции локуса.

Кальпиди описывает пространство Перми определениями кривизны, лабиринтности очень настойчиво. В локальном контексте это тем более явно, что Пермь издавна гордилась прямизной своих улиц. «Пермь выстроена правильнее Нью-Йорка», – как заметил некогда П. И. Мельников, и его фраза настойчиво цитируется во многих историко-краеведческих описаниях Перми. У Кальпиди же Пермь «кривоколенная» (С, 87), приведенная выше ссылка на «прямые проспекты Перми»

(П, 91) – единичная формула. Пермь в стихах Кальпиди – город с онтологически искривленным пространством, поэтому свойство кривизны приобретают даже пресловутые проспекты: «переулки подъедала проспекта рваная змея» (А, 21). В планировочном отношении в Перми нет переулков в точном смысле этого слова, это регулярный по своей застройке город. А в Перми Кальпиди мы путаемся в «валежнике ночных переулков» (П, 76; А, 48), блуждаем в «ржавых патрубках гудящих переулков» (П, 34). Все дело в том, что «переулок» семантически связан с атрибутом

кривизны, характеризует пространство потустороннего мира, которому принадлежит Пермь. Поэтому Пермь – косоносая:

кто сегодня рыжей ночью мне покажет волчий норов?– косоносая сатрапка, бабка, бросившая внуков, —атропиновая Пермь (А, 45).

Неожиданное антропоморфизирующее город определение, косоносая

, устойчиво. Герой блуждает «по твердым, как горб, сквознякам косоносой Перми» (П, 34), «в косоносой Перми дочь не знает отца» (П, 37).

Лабиринтность, кривизна Перми выражаются и в том, что Пермь в стихах Кальпиди предстает как пространство странствий. Герой существует в этой поэтической реальности, как правило, в модусе блужданий по городу, это городской «шатун» (П, 76), бродяга, его жизнь – городская Одиссея.

Если структурно и семантически идентифицировать тип художественного пространства, представленный пермским циклом Кальпиди, то ближайшая ему аналогия будет в так называемом фольклорном «выморочном месте», свойства которого проанализированы достаточно полно Вяч. Вс. Ивановым и В. Н. Топоровым в работе о славянских языковых моделирующих семиотических системах [Иванов, Топоров 1965: 174]. В ближайшей же художественной традиции прототип Перми угадывается достаточно легко – это пространство «Метели» Бориса Пастернака, которой, в свою очередь, предшествуют метельные пространства «Бесов» А. Пушкина и «Снежной маски» А. Блока30. Связь точечно просле-живается даже на уровне фразеологии, «снегом набитый посад» Перми (П, 119) – это, конечно, реминисценция пастернаковской «Метели». Пермь Кальпиди погружает нас в бесконечно круговое блуждание по кривым переулкам ночного города, охваченного дикой свистопляской метели. Это ночной город с просквоженными ветром безлюдными улицами и глухими переулками, которые оживляются только «треском худосочных реклам из неона», город мрачный и жестокий, напоминающий «детдом ночной порою».

Говоря о структурно-семантическом родстве типа городского пространства, созданного в стихах Кальпиди, с образами пространства, уже реализованными в поэтической традиции, мы менее всего хотим указать на зависимость или заимствования. Совсем нет. Пермский цикл Кальпиди говорит как раз об обратном: об органичном освоении самого типа мышления на уровне универсального языка элементарных единиц структуры и смысла. Формируя новый художественный миф, Кальпиди не использует готовые формы, а восходит к первичным элементам мифа. Его Пермь – новый и художественно оригинальный вариант реализации одного из древних вариантов пространства иного, потустороннего мира, в который вступает герой и претерпевает в нем смертельные испытания.