Русская мода. Фейк! Фейк! Фейк!

Не знаю, как эти русские умудряются еще шевелить мозгами при таком морозе, но тот парень, главный на фабрике, явно в этом преуспел. Фабрика – покосившийся сарай на краю мира, в часе езды от Москвы. Ни одного документа. Ни одного легально нанятого рабочего. Ко всему прочему, в планах местных властей было проложить через это место автомобильную трассу. И что придумал этот маленький негодяй? Он назвался экспертом по экологии и заявил, что трогать землю нельзя ни под каким предлогом. Природный заповедник, уникальная природа – в подобном духе он наплел с три короба. И, конечно, отморозки со всего мира были тут как тут: развернули чертовы флаги, стали бросаться под бульдозеры и делать все, чтобы стройку свернули. Когда мы прибыли на место, там шла настоящая война. И, судя по тому, что незадолго до нас на поле битвы приехал господин губернатор – привезя с собой мирное соглашение – официалы проиграли ее вчистую.

Кульминация получилась что надо. Я появился на сцене ровно в тот момент, когда стороны пожимали друг другу руки. Паренек сразу смекнул, что дело дрянь. Он бросился наутек, и если бы не охрана губернатора – которая почему-то решила, что я террорист и хочу взорвать бомбу – я взял бы его прямо там. Но так мне пришлось задержаться. Губернаторские парни – славные ребята. Одного я вырубил ударом по шее, а другому пришлось показать приемчик, которому меня научили в Мексике. Индейцы называли его «Вождь никогда больше не сядет на лошадь», и вам, шеф, лучше даже не знать, что это такое.

За то время, пока я давал русским уроки настоящей мужской драчки, парень

успел оторваться. Я всегда был неплох в беге – даже если это бег по немыслимым сугробам в человеческий рост – и, несомненно, я догнал бы его. Он понимал это. Понимал, что это конец, когда оглядывался на бегу, тяжело дыша, и видел, что расстояние между нами стремительно сокращается. Я приближался неотвратимо как возмездие. По моим выкладкам, оставалось не больше пары минут прежде чем я настигну его и окуну лицом в снег. Но все закончилось раньше.

Он внезапно остановился, этот парень. Сначала я решил, что он сдается и у него не осталось сил продолжать бег. Но через секунду, оказавшись ближе, я увидел, что его остановил обрыв. Отвесный склон, метров пять-шесть, если не все десять, внизу которого лежала скованная льдом река. Парень сомневался всего какое-то мгновение. Я видел это его сомнение и закричал, требуя оставаться на месте. Он взглянул на меня в последний раз и сиганул вниз.

Бултых! Когда я подбежал к краю обрыва, внизу зияла только черная прорубь и больше ничего. Несомненно, бедолагу затянуло под лед…

Вы хотели итоги, шеф? Вы вели себя, как та истеричная девица, которая засыпает жениха упреками и подозрениями – в то время, как тот всего лишь честно исполняет свой долг. Итоги таковы: у нас есть двое обвиняемых и – как мне кажется – невелика беда, что мы потеряли главного. Мы накрыли сеть, разворошили улей, и теперь виновные сядут. «Луи Вьюиттон» может быть спокоен: наглецы больше не будут толкать контрафакт через их прилавки. Так и сообщите им, шеф. Вы ведь теперь стали большие друзья, а?

Что касается меня, то я беру отпуск. Несколько лет вы запрягали меня как ту лошадь, которой непременно надо выиграть заезд, и теперь мне нужен отдых. Собираюсь заехать по делам в Гонконг. Тамошняя влажность – то, что нужно после русской зимы.

В Гонконге я открою банковский счет на свое имя. Когда это будет сделано, сразу же сообщу реквизиты – чтобы вы могли перевести мне премиальные за успешно завершенную операцию. Потому что операция успешно завершена – не правда ли, шеф?

С превеликим почтением.

Ваш блудный сын,

Жак Дювалье

Подмосковье, лагерь зеленых

У француза странно русское лицо, и если бы не акцент – сильный, режущий слух – Полина вряд ли распознала бы в нем иностранца.

– Мадемуазель Родченко? – спрашивает он.

Француз закутан в настоящий овчинный тулуп, обмотан шарфом и увенчан – как памятник снежным комом – меховой шапкой, одно ухо которой загнулось кверху. Весь этот камуфляж оправдан, потому что температура – минус двадцать пять по Цельсию, но даже несмотря на внушительное одеяние для француза это все равно чересчур. Он ежится, дышит густыми клубами пара, а слова, вылетая из его рта, кажется, тут же превращаются в маленькие льдинки и падают на землю, не долетая до адресата.

– Мадемуазель Родченко?

– Да? – растерянно оборачивается Полина на этот странно звучащий среди русской зимы голос.

– Меня зовут Мишель Франкини. Я здесь по поручению моих боссов из «Луи Вьюиттон».

Улыбка, с которой Полина прожила последние сутки, исчезает, когда до нее доходит смысл сказанного. Они все-таки нашли ее. Представители «Луи Вьюиттон» не поленились прислать своего человека за тридевять земель, в лагерь зеленых, чтобы вручить ей повестку и доставить в суд – для унизительной, показательной порки, кадры которой растиражируют на весь мир.