Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Произведение художественной литературы как источник богословского знания. Говоря о секуляризации в сфере культуры, следует подчеркнуть исключительное значение литературы в жизни русского культурного общества XIX в. Многие авторы, например В. В. Стасов, замечали, что в России во второй половине XIX в. литература направляет в своих духовных поисках другие виды искусства, в частности, живопись и музыку. Образованным посетителям выставок и концертов необходимо было учитывать сложный эффект взаимодействия изображения и литературного слова: восприятие музыкальных и живописных произведений как бы предполагало некий (известный культурному наблюдателю или слушателю) литературный контекст. Здесь возникает аналогия с иконописью, роль которой теперь выполняет светская живопись, и житийной литературой, которую заменила литература светская, – иконопись предполагает знание жития, и даже часто на иконах изображаются отрывки из житий[491]. Фактически в соответствии с секулярными тенденциями эпохи Возрождения русская литература, реально начиная претендовать на заместительную роль (по отношению к Церкви) в процессе формирования человеческой личности, реализует антропоцентрическую задачу.

Действительно, литература и публицистика занимали совершенно уникальное место в русской жизни. Русская интеллигенция воспринимает и осмысливает свою жизнь как переживания особого рода, именно поэтому особое место в этих переживаниях занимают социальный протест и совестное отношение к жизни; кроме того, исключительно высокий статус в них имеет литературный текст, который является способом реализации творческих импульсов, причем уже в начале XIX в. важную роль приобретает текст поэтический. Можно согласиться с современным исследователем: русская поэзия первой трети XIX в. – та эмоциональная почва, на которой вырастает русская литература XIX в. и русская философия начала XX в.[492]

Русская поэзия и проза «будили и формировали мир интеллигентских переживаний, страстное отношение к жизни, ее идеализм … Метафизической основой страстности явилась поэтически представленная религиозность

интеллигентского мировосприятия, аккумулирующая в себе многие элементы переосмысления духовности с точки зрения тогдашнего рационализма и спиритуализма и при этом исходящая из православного дискурса. Страсть стала фундаментальной психологической характеристикой интеллигентского переживания жизни в формах философского, литературного, художественного, революционного жизнетворчества (мифотворчества)»[493]

.

Эту же деталь подчеркивает и В. М. Живов: с конца XVIII в. русский поэт «лишь ситуативно отличается от духовного лица», его личность (во всяком случае, в определенном кругу) сакрализуется. Уже Г. Р. Державин провозглашает боговдохновенный характер поэзии, «духовное ведение поэта ставится выше духовного ведения священнослужителя», ибо последний получает его «автоматически», а первый – в качестве индивидуального природного дара, полученного непосредственно от Бога[494]. Поэт получает своеобразное посвящение, его призвание сакрализовано, сопоставлено и противопоставлено позиции священника (что нашло яркое отражение в «Приказе моему привратнику» Г. Р. Державина, 1808 г.)[495]

.

Это исключительное, экстраординарное значение литературы в жизни русского человека XIX в. далеко не всегда психологически понятно сегодня – ведь нам трудно даже вообразить, что В. В. Розанов и К. Н. Леонтьев (по мнению Б. А. Успенского, «квинтэссенция русской интеллигенции») могут серьезно и ожесточенно ссориться (в переписке), причем за несколько дней до смерти К. Н. Леонтьева, по поводу личного отношения к Вронскому, т. е. к литературному герою[496]. Но интересно и другое: не только ссорятся из-за Вронского, но даже сопоставляют его «характер», «внешность», «нравственные качества» с живыми, реальными людьми – В. В. Розанов указывает, чем именно Вронский симпатичнее ему известного подвижника воспитательского дела С. А. Рачинского. Эта тенденция продолжается и дальше: в одном из примечаний к переписке с К. Н. Леонтьевым В. В. Розанов рисует фантастическую картину появления своего корреспондента сначала в офицерской зале, где сидят блестящие Вронские, а затем в студенческой столовой, где находятся закутанные в пледы Раскольниковы, Разумихины, Левины[497].

Происходит своеобразное «преобразование религиозной энергии», важным последствием которого и является «сакрализация литературы»; параллельно этот процесс идет и в Европе, например во Франции и Германии, однако в России он имеет особую окраску, проходит с особой интенсивностью и продолжается значительно дольше.