Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

К сожалению, именно такой ходульный образ был создан из К. П. Победоносцева. В определенном смысле иначе и быть не могло: в великом противодействии двух идей русской истории – идеи консервации, сохранения верности традиции и преданию, почвенности, наконец, «заморозки» и идеи обновления жизни, политического прогресса, новых общественных институтов, представительства – К. П. Победоносцев часто противостоял всем или почти всем. И несколько позже эти «все» жестоко ему отомстили, создав театральный портрет «живого трупа», Торквемады, «Великого инквизитора», колдуна, простершего свои крыла над Россией.

Победоносцев был обвинен во всех грехах: в «зоологическом консерватизме» (П. А. Зайончковский), в невольном содействии грядущей революции (тем, что сорвал планы группы Лорис-Меликова в марте и апреле 1881 г.), в установлении режима контрреформ, в преследовании любого свободомыслия и широкого культурного творчества, в распространении идей абсолютной религиозной нетерпимости, в противодействии планам созыва Церковного Собора и возрождения патриаршества и даже в дворцовых интригах.

К сожалению, К. П. Победоносцеву исторически не повезло, как не повезло всем современникам страшной смерти императора Александра II: слишком жестокой была рана, нанесенная сознанию русского человека взрывами 1 марта 1881 г. В представлении современников это событие было настолько ужасным, что очень немногие люди сумели сохранить трезвость и не потеряться в вихре самых разных, подчас противоположных по направлению тенденций.

Жизнь К. П. Победоносцева – служение одной и главной идее – идее самодержавия, в рамках которой и возникает проблема «заморозки». Но было бы большой исторической ошибкой полагать, что здесь он противостоял всей остальной России, стремившейся к новым общественным формам и институтам. Как это ни парадоксально, К. П. Победоносцев выполнял завет К. Н. Леонтьева: «…надо подморозить хоть немного Россию, чтобы она не гнила»[973]. За этим желанием «подморозить» стоит большой страх: страх за огромные пространства, страх за большие сокровища, к которым постоянно протягиваются жадные руки, страх за неустойчивую государственность. В России возможны и практически осуществимы самые разные спекуляции: политические, культурные и религиозные. Самые почтенные и «прогрессивные» идеи на русской почве часто оборачиваются злым и бесовским фарсом: свобода – произволом администрации всех уровней, народоправие и демократия – парламентской говорильней и откровенным обманом, предательством и «политической проституцией», экономическая самостоятельность, рынок – подкупом и коррупцией.

Россия – зыбкая и ненадежная почва. С. Г. Бочаров очень убедительно показывает, насколько этот образ значим в творчестве К. Н. Леонтьева. Фактически программа Победоносцева как политического деятеля была развернута в статье К. Н. Леонтьева «Над могилой Пазухина». Русская почва роскошная, но слабая, рыхлая, подвижная, поэтому западная революционная постройка (социализм) может осуществиться на ней быстрее. Если не будут в срочном порядке осуществлены необходимые меры, русский народ «через какие-нибудь полвека» из народа-богоносца станет народом-богоборцем (заметим: статья К. Н. Леонтьева написана в 1891 г., таким образом, его прогноз осуществился не через полвека, а через 25 лет, т. е. в два раза быстрее).

Какие же это меры? Русский народ должен быть строгими, властными мерами «ограничен, привинчен, отечески и совестливо стеснен» – только в этом случае, удержанный в этих насильственных рамках, он сможет пребыть этим народом-богоносцем. Главные враги народной жизни – «преступные замыслы», «подражание Западу» и «мягкосердечное потворство», которые приводят к главной и глобальной русской беде – «состоянию безначалия», рождающему крайности и ужасы, в которых проявляются самые трагические черты русского характера – «молодечество», «дух разрушения» и «страсть к безумному пьянству»[974]

.

К. П. Победоносцеву очень любят вкладывать в уста фразу о России как ледяной пустыне, в которой бродит лихой человек. Но не В. В. Розанов ли, в определенном смысле (правда, очень условном) антипод Победоносцева, который, кажется, и пустил в оборот это крылатое словечко Победоносцева, сам сказал о ней же – «ледяная страна вечного забвения и вечной неблагодарности»[975]?