Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

В 1885 г. встал вопрос об издании 12-го тома 5-го собрания сочинений Л. Н. Толстого. В этот том, по замыслу С. А. Толстой, должны были войти трактаты «Исповедь», «В чем моя вера?», «Так что же нам делать?». Таким образом, это была новая попытка издать в России религиозные трактаты писателя, которые уже были известны в рукописных копиях в кругах заинтересованных лиц. По вопросу издания С. А. Толстая была вынуждена вступить в переписку с обер-прокурором Св. Синода, так как рукопись 12-го тома была отдана на отзыв духовной цензуре, причем ситуация усложнялась тем, что официальный цензор прот. А. М. Иванцов-Платонов фактически поддержал писателя, сделав некоторые изъятия из трактатов и составив к ним свой собственный комментарий, о котором шла речь выше[1000]

.

Однако Св. Синод задерживал окончательное решение вопроса, поэтому С. А. Толстая обратилась с письмом к К. П. Победоносцеву с просьбой дать ей решительный ответ о судьбе 12-го тома. 16 декабря 1885 года К. П. Победоносцев отвечает С. А. Толстой письмом, смысл которого сводится к следующему: нет никакой возможности и надежды издать данную рукопись. При этом Победоносцев подчеркивает: «Примечания Иванцова-Платонова не только не ослабляют действие сочинения, но еще усиливают его в отрицательном смысле… по совести скажу вам: книга эта, при всем добром намерении автора, – книга, которая произведет вредное действие на умы» (ПСС. Т. 25. С. 758). При этом обер-прокурор Св. Синода подчеркивает, что самые добрые намерения любого писателя и деятеля преломляются через очень сложную социально-политическую призму и в конечном счете могут привести совсем не к тому результату, которого ждет автор. В июле 1886 г. Московский духовный цензурный комитет уведомил жену писателя о своем определении «не разрешать к печати означенные сочинения» (ПСС. Т. 23. С. 522).

Тем не менее, анализируя частную переписку К. П. Победоносцева, можно заключить, что обер-прокурор Св. Синода вовсе не был бездумным гонителем таланта писателя. Наоборот, К. П. Победоносцев являлся очень внимательным читателем произведений Л. Н. Толстого. Это видно по истории постановки драмы «Власть тьмы». Так как с пьесой сразу возникли серьезные цензурные проблемы, за дело взялся В. Г. Чертков, который воспользовался «стандартным» приемом: постарался ознакомить с содержанием пьесы как можно большее число влиятельных лиц из светского общества, способных оказать давление на цензурные сферы. Драма читалась в различных салонах, мать Черткова, Е. И. Черткова, постаралась добиться положительного отношения к произведению со стороны министра двора гр. И. И. Воронцова-Дашкова. 13 января 1887 г. пьеса была разрешена к печати, а 24-го – к постановке на сцене Александринского театра. 27 января 1887 г. драма читалась на квартире Воронцова-Дашкова в присутствии государя и членов его семьи, причем государь остался, по-видимому, очень доволен произведением и вызвался быть на генеральной репетиции пьесы. 18 февраля К. П. Победоносцев вынужден был обратиться к императору с письмом, в котором протестовал против постановки пьесы на императорской сцене. Очень примечательно его мнение о пьесе: «Искусство писателя замечательное, но какое унижение искусства»[1001]

.

Эта способность К. П. Победоносцева читать и оценивать ярко проявилась в связи с историей публикации «Крейцеровой сонаты». Еще до того как повесть была окончательно отделана, она стала распространяться в рукописных списках, причем особенно интенсивно после первого чтения рукописи 28 октября 1889 г. в доме родственников Толстых, Кузьминских.

Практически сразу после этого чтения были готовы 300 литографических копий, которые мгновенно разошлись по всему Петербургу, причем с этих копий в гораздо большем количестве были сделаны новые с помощью домашних гектографов (см.: ПСС. Т. 27. С. 588)[1002]. Гр. А. А. Толстая вспоминала по этому поводу: «Трудно себе представить, что произошло, например, когда явились “Крейцерова соната” и “Власть тьмы”. Еще не допущенные к печати, эти произведения переписывались уже сотнями и тысячами экземпляров, переходили из рук в руки, переводились на все языки и читались везде с неимоверною страстностью; казалось подчас, что публика, забыв все свои личные заботы, жила только литературой графа Толстого… Самые важные политические события редко завладевали всеми с такой силой и полнотой»[1003].