Русская расовая теория до 1917 года. Том 2

Насколько возможно судить теперь по дошедшим до нас отрывочным известиям о религии дисцев, мы должны думать, что у них одновременно существовали все три стадии религиозного мышления, а именно — поклонение природе (тотемизм), шаманизм и, наконец, поклонение предкам, не развившееся в антропоморфизм, может быть, благодаря лишь тому обстоятельству, что диской общине были в то время чужды монархические принципы. Припомним, что у одних дисцев существовал культ Пань-ху, в котором более древний тотемизм (культ собаки) слился с культом предка, у других культ лошади, который слился с культом предка (Ма), что цоньские мани, «ло-у» и «мосе» (mosso) поклонялись небу, «хей-лоло» — звездам, «бэ» — духам гор и деревьев, ухуаньцы — небу, земле, солнцу, луне и звездам и т. д. Шаманы (даси, банма) играли у них видную роль и обыкновенно призывались к больному для изгнания из его тела злого духа. Но уже в ту эпоху, в которую застает дисцев история, основой их религиозных воззрений был культ предков и героев, культ, который за время господства в Китае Чжоуской династии получил полные права гражданства и в этой стране (даосизм, конфуцианство). Насколько у дисцев все общественные установления были связаны с поклонением предкам, видно хотя бы из того, что новобрачная, вступая в дом своего мужа, приносила жертву его предкам — обычай, который и до сих пор удержался в Китае.

У дисцев не было настоящего идолопоклонства; но они приносили жертвы изображениям своих предков. Мысль ставить на могилах статуи явилась, конечно, у дисцев в позднейшее время. Она возникла из предположения, что дух умершего некоторое время витает над трупом. Для того, чтобы дать ему приют, первоначально втыкались в могилу сосновые (?) ветви, заменившиеся затем деревом и камнем, которым стали придавать человеческую форму. Может быть, однако, этой второй стадии в развитии идолопоклонства предшествовал обычай ставить над могилой чучело покойного. Китайцы сообщают, что у «лао» сохранился обычай сдирать с убитого (умершего?) человека, обладающего густой бородой и бакенбардами, кожу с лица, натягивать ее на бамбук и поклоняться такому чучелу как своему предку (демону, гую). Ему приносятся жертвы с барабанным боем и плясками, причем ничто не жалеется; неимущие продают себя даже в рабство, чтобы только участвовать в общем жертвоприношении.

Вероятно, позднее статуи заменены были писанными изображениями предков; так, мы знаем, что мяо, имевшие общие могилы, покрывали стены «зала предков» их изображениями. В этой стадии культ предков или гуев перешел и к китайцам, которые стали по традиции изображать их рыжеволосыми, причем, однако, в их представлении гуи перестали уже быть предками, а явились лишь духами — демонами. Это единственно возможное объяснение того факта, что китайцы рисуют гуев рыжеволосыми.

Итак, мы теперь можем ответить на поставленный выше вопрос: кто служил оригиналом портрету, нарисованному на стене нань-гучэнской кумирни и долженствовавшему изображать князя ада — Ян-вана? Это был «ди», но «ди» — метис, в крови которого уже текла кровь монгола.

Сохранились указания, что уже во времена Чжоу'ской династии китайцы имели обыкновение рисовать портреты чужеземных послов, и что тот же обычай удержался и в последующие времена; так, китайцы, например, пишут: «Министр Дэ-юй представил… так как хагясы открыли свободное сообщение с Серединным государством, то надобно написать портрет их государя для показа будущим векам». «Янь-ши-гу представил доклад, в котором просил дозволения по примеру Чжоу'ских историографов, во времена Ву-вана составивших Ван-хуй-бянь, составить Ван-хуй-ту, где были бы нарисованы и описаны одежда и убранство инородцев (маней)…» и т. д. Более систематическую работу в этом направлении предпринял император Цянь-лун, по приказанию которого был составлен замечательный труд, озаглавленный Хуан-цзин-чжэ-гун-ту и представлявший иллюстрированное описание инородцев Китая. Такие альбомы могли, без сомнения, служить прекрасным источником для заимствования и, надо думать, что и нань-гучэнский художник имел один из них под руками, когда писал Ян-вана и гуев.

Несравненно труднее определить, к какому из диских племен принадлежали оригиналы, с которых рисовали эти портреты.

Если сравнить одеяние гуев и какого-нибудь «мяо-лоло» прошлого столетия, то оно окажется почти тождественным. Но того же нельзя сказать про прическу, которая у гуев весьма своеобразна: волосы с висков зачесаны у них кверху, темя же, сплющенное в гребень, выбрито.