Русская расовая теория до 1917 года. Том 2

«Абипоны, поваливши врага ударом копья, вонзают нож в затылок умирающего, отрезают с неимоверной быстротой голову и прикрепляют ее волосами к своему седлу или к поясу. Находясь с добычей вне опасности, они снимают кожу с этих голов, делая надрез пониже носа от одного уха до другого, и отделяя затем искусно кожу от черепа. Кожу эту (скальп) они сушат и хранят. Иногда они хранят также и череп и употребляют его в виде чаши для питья. Часто они отрезывают у мертвого пальцы, нижнюю часть уха, и другие части тела. Дикари Северной Америки довольствуются одной головной кожей… Поваливши противника, они наступают ему на шею ногой, схватывают левой рукой за волосы (собственно, единственный пук волос, оставляемый несбритым), натягивают таким образом головную кожу и делают вокруг надрез острым ножом, после чего быстро сдергивают кожу с головы… Для этой цели Индейцы нарочно отращивают на макушке пук волос… Эти скальпы Северные американцы уносят с собой в знак победы, как доказательство своего геройства, сушат и красят их и хранят из у себя. Когда военный отряд возвращается с поля битвы, то впереди несут эти скальпы, прикрепленные к концу тонких палок, длиной в 5–6 футов; затем следуют пленные, а за ними уже идут сами герои, поднимая свой ужасный победный вой. Каждая отдельная добыча скальпа, точно так же, как и каждое пленение живого врага, знаменуется особым воем».

Таким образом, относительно сдирания кожи с головы противника, мы видим замечательное сходство между Скифами и Абипонами. В то время как дикари Северной Америки сдирают скальп с живого противника, довольствуясь зато только головной кожей, Скифы и Абипоны прежде отрезывают голову. В остальном разница между ними состоит в том, что Абипоны вместе с головной кожей сдирают только часть лицевой кожи, именно только ту часть, которая находится повыше рта. Скифы же вместе с головной сдирают кожу и со всего лица, не исключая и подбородка, и даже с верхней части шеи, — одним слово, всю кожу с отрезанной головы, за исключением только ушей. Этим объясняется, по-видимому, и то, что Скифы пользовались ей не только как украшением, но и как настоящим полотенцем, для утирания рук. По крайней мере такое заключение можно сделать, не говоря об указаниях позднейших писателей, из слов самого Геродота: «сделавши ее таким образом мягкой, он получает из нее нечто вроде полотенца».

Что касается кожи, сдираемой с правой руки и употребляемой в виде чехла для колчана, то здесь заслуживает внимания одно замечание Нейманна, несмотря на то, что Нейманн вообще слишком увлекается теорией Ганзена о монгольском происхождении Скифов. Уже Ганзен высказал по поводу рассматриваемого места Геродота неопределенную догадку о возможности сопоставить его с тем местом той же книги Геродота, где говорится о подарке Скифов царю Дарию, состоявшем из птицы, мыши, лягушки и пяти стрел. Нейманн же, ссылаясь на книгу Палласа о Монголах, указывает на замечательное обстоятельство, что в законах Калмыков всякий раз, когда говорится о стрелах как о предмете награды или взыскания, число этих стрел определяется цифрой 5: как, например, смотря по обстоятельствам, штраф состоит из одной лошади, или из одной овцы, или из пяти стрел. Отсюда Нейманн заключает, что в колчане находилось пять стрел, так что пять стрел представляли собой как бы один предмет. Если так, то не лишено вероятия, что кожу, содранную с целой руки и представавшую, следовательно, пятипалечную перчатку, Скифы употребляли вместо чехла для колчана потому только, что у них колчан заключал в себе пять стрел.