Особенности этих работ касаются, во-первых, содержания, окрашенного известным чувством, во-вторых, формы, в виду чего живопись и литература, которым наиболее доступно образное выражение известного душевного содержания, стоят на первом плане; музыка, в этом отношении, как искусство, сводящееся исключительно к звуковой передаче весьма ограниченного круга чувств, редко приходит на помощь больному, переживающему много ощущений, мыслей и положений, и нуждающемуся с этой целью подчас в бесконечном ряде символических приемов.
Другое дело — живопись: какие чувства, представления и идеи не сводятся к зрительным образам, или не ассоциируются с ними? Сфера зрительных представлений до того богата, что может дать неистощимый запас образов для какого угодно бреда, для выражения какого угодно настроения.
В художественных произведениях душевно-больных, страдание которых сводится к чрезмерно напряженной в одну сторону или специфически окрашенной духовной работе, содержание представляет резкие особенности в зависимости от характера болезни: при маниакальном возбуждении вы увидите сложный сюжет, большие толпы фигур, большие и роскошные здания, много сложных орнаментов, совершенно излишних украшений на зданиях и людях; рисунок должен давать понятие о силе, могуществе, о богатстве и славе, для чего больной обращается ко всем общеизвестным символам, вроде божества, сияния, короны, оружия и т. п. или сам изображает свои, ему одному понятные символы.
Меланхолик изображает страдания — заключение в тюрьму, пребывание в аду, распятие, смерть, черепа, кладбища, темные силы, чертей, фантастические чудовища и животных, вроде вампиров, волков и т. п., особенно змей и змееподобных зверей, — и всё это выражается опять-таки посредством тем большего числа и тем более ярких существовавших и изобретенных им для данного случая условных образов, чем интенсивнее у него тоска и чем больше у него ассоциируется представлений с основной нотой его настроения.
У эротомана на первом плане стоит овладевшее им влечение; в его произведениях трактуются сюжеты, имеющие отношение к его либидозным представлениям: пылающие сердца и влюбленные пары на одном конце лестницы, а на другом — самые удивительные обнажения и криминальные сочетания эротического характера.
Неистощимый запас образов, необходимых для художественных произведений, дают психически больному галлюцинации, иллюзии и псевдогаллюцинации, причем то вся картина передает содержание галлюцинации, вроде страшной рожи, заглядывающей в окно, или каменного человечка, лежащего на тыле ступни, то галлюцинация служит только аксессуаром и входит в состав отдельных элементов рисунка; по характеру своему образы, порожденные галлюцинаторным процессом, бывают весьма различны и характерны для различных болезненных форм; всего же чаще встречаются зрительные галлюцинации алкоголиков и тогда они носят специальный характер устрашающих: рожи, черти, змеи, крысы, пауки, пылающее пламя, окровавленные трупы, убийцы и т. д.
Содержание произведения больного художника имеет большое значение для определения состояния его интеллекта: чем стройнее компоновка, чем яснее смысл, тем больше есть оснований думать о сохранении интеллекта, чем нелогичнее трактовка основной идеи и настроения, тем с большим правом можно думать о наступившем слабоумии: тут вы встретите недоделанные вещи, где нет ни начала, ни конца, и нельзя доискаться смысла, вас будет поражать множество лишних подробностей и, наконец, вы будете свидетелем полной разнузданности воображения, всего чаще, с преобладающим отсутствием чувства стыдливости.
В произведениях душевно-больных, как и в нормальных произведениях, форма и манера имеют не меньшее значение, чем содержание; уже из вышеизложенного ясно, что для выражения содержания и, главное, — волнующего настроения, больные крайне охотно прибегают к символам самого разнообразного свойства, чем их работы резко отличаются от нормальных художественных произведений; необходимый там, где содержание не соответствует задачам искусства и где недостает цельных художественных образов для передачи эстетической эмоции, этот прием оказывает услугу больным, обуреваемым патологическими моментами и неспособным в одном гармоническом целом вылить наружу волнующую их эстетическую эмоцию. Но сверх того наклонность к символизму у душевнобольных должна считаться явлением атавистическим, указывающим на вырождение формы и на возврат ее к давно прошедшему, и тем еще более оттеняется символизм, как патологическое явление.