Русская революция. Политэкономия истории

Подчеркивая эти отличия, А. Мартынов отмечал, что «в среде революционной интеллигенции 1870-х гг. недисциплинированные, индивидуалистически настроенные бунтари и террористы были южане, украинцы…». Северяне, великороссы, наоборот построили «строго дисциплинированную и крайне централистическую организацию, сначала «Земли и Воли», а потом «Народной Воли»»[3315]. Во время революции 1905 г. «большевики господствовали в Великороссии — в центральном промышленном районе, на Урале и вообще на всем востоке России и в центральном черноземном районе. Меньшевики, которые по своему отвращению к строгой дисциплине и по своему ясно выраженному индивидуализму являются прямыми наследниками наших анархистов и бунтарей 70-х гг., в 1905 г. господствовали на юге, — в Украине и в других окраинах России — на северо-западе, на Кавказе, в Сибири»[3316].

Закономерность распределения различных течений социал-демократии по географическим районам подтверждали и протоколы Лондонского съезда 1907 г., согласно которым «из 105 большевиков там было 82 великоросса, 12 евреев, 3 грузина, 1 украинец и т. д. Из 97 меньшевиков–33 великоросса, затем 22 еврея (из которых большинство были, конечно, жители окраин), 28 грузин, 6 украинцев и так далее»[3317]

. Формы политической организации определяются условиями человеческого существования, чем более жесткими являются эти условия, тем более мобилизационными и бескомпромиссными они становятся[3318].

Условия существования формируют особенности культуры — менталитета народа, не случайно Н. Бердяев отмечал, что «русский коммунизм», «есть трансформация и деформация старой русской мессианской идеи. Коммунизм в Западной Европе был бы совершенно другим явлением»[3319]. Но именно «русский мессианизм», отмечали передовые люди русского общества еще в начале XIX в., должен открыть миру дорогу в Новое будущее:

П. Вяземский еще в 1827 г. в стихотворении «Русский бог» вопрошал:

Не нам ли суждено изжитьПоследние судьбы Европы,Чтобы собой предотвратить

Ее погибельные тропы.

«Россия призвана к необъятному умственному делу, — приходил к выводу в 1835 г. П. Чаадаев, — ее задача дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе… она (Россия), на мой взгляд, получила в удел задачу дать в свое время разгадку человеческой загадки… Придет время, когда мы станем умственным сосредоточием Европы, как мы уже сейчас (после побед 1812–1815 гг.) являемся ее политическим сосредоточием и наше грядущее могущество, основанное на разуме, превысит наше теперешнее могущество, опирающееся на материальную силу»[3320].

«Я полагаю, — продолжал Чаадаев в 1837 г., — что мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их, чтобы не впадать в их ошибки, в их заблуждения и суеверия… Больше того: у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество. Я часто повторял и охотно повторяю: мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые заданы великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества»[3321]

.

Французский путешественник А. де Кюстин в 1839 г. после поездки по России писал: «никто более меня не был потрясен величием их нации и ее политической значительностью. Мысли о высоком предназначении этого народа, последним явившегося на старом театре мира, не оставляли меня…»[3322]. Один из ведущих деятелей позднего Просвещения И. Гердер еще в конце XVIII в. именно с русской цивилизацией связывал будущее европейской — с неповторимостью русской души[3323].

Почти одновременно с публикацией «Капитала» Карла Маркса, в 1861 г. вышли «Очерки политической экономии (По Миллю)» Н. Чернышевского. Ознакомившись с ними, Маркс не склонный расточать похвалы, в предисловии ко второму изданию I тома «Капитала», отозвался о Чернышевском, как о «великом русском ученом и критике, мастерски осветившем банкротство буржуазной экономии». Но Чернышевский не только критиковал современные ему буржуазные теории, он изложил все научные и идеологические концепции социальной теории, которые составляли основу всей марксистской идеологии.