Подлежащий закупке человек, как и Гельфанд, отзывается на имя Александр, однако его фамилия Кескюла указывает скорее на Прибалтику. Это все время подчеркивает эстонец Кескюла при первых зондирующих беседах, прежде чем германский посланник в Берне, барон фон Ромберг, рекомендует его Берлину. Обнаруженный примерно в то же время, что и Гельфанд, Кескюла как лицо и прежде всего как личность принадлежит к совершенно иному покрою. Он не выглядит столь мелочно алчным до денег, как Гельфанд, его поведение можно назвать скорее «джентльменским». Он создает впечатление, что деньги, которые для конспиративной работы по поручению немцев ему, конечно, нужны, имеют для него лишь второстепенное значение. Брать их вообще кажется ему почти неловким.
Этот наигранный образ мыслей проясняет сообщение посланника фон Ромберга рейхсканцлеру фон Бетман-Гольве-гу от 14 марта 1915 г. Человек все же кажется посланнику столь ценным, что он не только сообщает Министерству иностранных дел о его предстоящем прибытии, но и очень заботливо просит об определенных предохранительных мерах по маршруту Кескюлы. Выбранный им человек, прибывающий из Швейцарии, должен быть отправлен для предварительной беседы в Берлин, в Министерство иностранных дел, а затем, через паромную переправу в Заснице, в Стокгольм. Там, в столице нейтральной Швеции, находится запланированное для его действий место, из которого он должен плести свои политические нити в Петроград. Сосватанная ему недавно привлекательная швейцарская женщина тоже должна поехать с ним в Швецию. Это произведет солидное, бюргерское впечатление на тамошние инстанции, считают германские ведомства.
Сложное дело Кескюлы требует, прежде всего из-за установления надоевших финансовых компетенций берлинских ведомств, личного благословения рейхсканцлера. Посол телеграфирует:
В то время как Гельфанд беззастенчиво и беспрерывно, совершенно независимо от того, с кем и с каким ведомством он говорит, требует для тайного предприятия несметные суммы немецких денег, Кескюла проявляет себя совсем с другой стороны. Он делает вид, что испытывает даже моральные сомнения, т. к., возможно, не сумеет возвратить выплаченные авансом деньги. Его успокаивают. — Так играется игра, которой владеют все участвующие стороны. Во всяком случае, посланник в Швейцарии описывает Кескюлу почти как моральное чудо, как человека, достаточно редко встречающегося среди этой профессии:
Собственно, это должно бы настраивать скорее на скептический лад. Но и язык секретных досье разведывательной политики сближается иногда со столь популярным в то время языком Марлит и Хедвиг Курте-Малер начала века. Правда, в дальнейшем кайзеровский дипломат существенно более деловым образом подходит к главной теме: