Нахмурилась. Сама хотела бы знать ответ на этот вопрос. Стоило подумать, но брови девушки вздернулись в ожидании ответа. Сразу видно, что она не желала ждать, пока придумаю сносное объяснение. В таких ситуациях остается говорить одно: правду.
– Не знаю. Я никто. Надеюсь, при первой возможности он меня отпустит.
Что ответ удачный, поняла сразу. Плечи девушки опустились и расслабились. Поза стала более свободной, а из глаз ушла настороженность. Я уже приготовилась к обороне и боевым действиям, но противник явно сворачивал орудия.
Она зашла и плюхнулась на кровать.
– Даже не надейся. Ты не видела, как он смотрел на тебя. После таких взглядов не отпускают. Но есть и другой вариант. Я могу помочь. Договоримся так: ты исчезаешь из этого дома и нашей жизни взамен на мою помощь. Идет?
И, не дожидаясь моего ответа, Карина серьезно добавила:
– Хотя нет, постой. Подумай до завтра. Даже смертникам дают выбор. И братца своего забирай. Уже все про вас знают. Нам тут бесприданницы не нужны.
Девушка резко встала, перекинула длинные волосы за плечо изящным жестом и вышла из спальни, оставив меня в полнейшем замешательстве.
Ее предложение оказалось слишком неожиданным. Не понимаю, как молодая девочка может устроить нам с Матвеем побег. И хватит ли у меня смелости на это.
В любом случае данная ею отсрочка пришлась кстати. Сегодня вечером поговорю с Марком и узнаю, что он думает о сложившейся ситуации. Наверняка он приоткроет завесу тайны и расскажет, что имел в виду под фразой «ситуация изменилась».
Почему-то от этих слов по позвоночнику бежали мурашки. Сказано было таким тоном, словно случилось что-то плохое. Я должна знать что, должна, потому что надо подготовиться.
Нельзя уповать на милость Марка Быстрицкого. Никогда не знаешь, что у власти имущих на уме. Отец с детства учил меня держаться подальше от дрязг и споров о том, кто сильнее. При этом сам своих советов не придерживался.
Накануне пропажи они громко спорили с мамой. Она просила его остановиться, говорила, что правда в нашем городе никому не нужна, что ему и так слишком многое позволили. Но отец доказывал, что сможет сделать мир вокруг лучше, бороться…
За что боролся… На следующий день я приболела и осталась с Матвеем дома. Мама заботилась о нас, а потом ей позвонили, и она, поцеловав нас на прощание, ушла. И больше ни он, ни она не возвращались.
Думать о том, что они мертвы, попросту не могла, а надеяться на то, что вернутся, – боялась. Нет ничего страшнее неоправдавшихся надежд. Брат и вовсе никогда не спрашивал, где они. Ни единого раза. Лишь однажды застала его перед семейным фото на выписке из роддома.
Пару раз пыталась завести разговор, но он обрывал меня даже тогда, когда был совсем малышом. Не желал говорить на болезненную тему. Таким образом она стала своего рода запретной.
Из задумчивости меня вывели ароматы еды. Желудок делал сальто и яростно напоминал о том, что он-то никуда не пропал и не исчез и требует удовлетворения базовых потребностей.
Пока еда не остыла, умяла ее, насладившись прекрасным вкусом и размером порций. Мы с Матвеем редко могли себе позволить обед из трех блюд. Не голодали, но и не шиковали, а мясо ели пару раз в месяц. Зато я сохранила фигуру.
Надо во всем искать положительные моменты.
Чуть позже вернулся доктор и откорректировал дозу препарата, сделал пару капельниц. После них задремала, а когда проснулась, то на столе лежало простое белое платье с запа՛хом.
Часы пробили восемь, и я поняла, что время разговора настало. Сейчас спущусь вниз и узнаю, что к чему.
Глава 23. Лиза
Оглянулась напоследок в большое зеркало. Оттуда на меня смотрела уставшая черноволосая девушка с впалыми бесцветными глазами. Когда заходил Матвей, то помог одеться и резюмировал, что я очаровательна.
Брат никогда не умел врать, и, учитывая все обстоятельства, я явно выглядела ничего. Платье оказалось легким, простым, что особенно порадовало в процессе надевания, и на удивление подходящим мне.
Оно мастерски скрывало синяки и маскировало гематомы. И хотя они выглядывали из ворота и подола, все равно смотрелось миленько. Сразу видно, как может преобразить человека дорогая вещь.
На самом деле я откладывала разговор, как могла. Матвей убежал в направлении игровых комнат. Глаза у брата горели, и я тихо радовалась за него. Какое счастье, что удалось показать ребенку что-то помимо стен нашей хоть и большой, но опостылевшей квартиры.
В дополнении к платью принесли мягкие тапочки. Горничная обмолвилась, что это хозяйка так велела со словами, что мужчинам проще раздевать женщин, чем одевать. И ведь правда…
Теперь мой облик был полным, а в голове рождались вопросы. Карина на первый взгляд показалась мне несчастным ребенком, которого недолюбили. Но становилось ясно, что девушка не так проста.
Если бы имелась возможность, то я отучилась бы на психолога. Детского. Всегда мечтала помогать маленьким справляться с превратностями судьбы. Кажется, что с Матвеем помогло, но даже моя аккуратность в вопросах воспитания и осторожность наверняка оставят свой след в детской душе.