Русская Вандея

В царицынском походе сказался настоящий характер барона — «моей баронской фантазии не препятствуй». 8 мая он занял станицу Великокняжескую, центр Сальского округа, и вывесил воззвание о необходимости беспощадной борьбы с большевиками. К утру от расклеенного по улицам воззвания не осталось и следа. Неизвестные содрали со столбов все экземпляры.

Взбешенный барон наложил на станицу контрибуцию в 50000 рублей, при чем объявил, что в случае повторения такой дерзости удвоит штраф, а затем ушестерит. Станичный сбор перепугался и уплатил штраф, позаимствовав требуемую сумму из средств кооператива.

Донцов до крайности возмутило такое хозяйничанье барона на их территории. Его поступок обсуждался на Круге, который вынес резкую резолюцию против строптивого генерала и вынудил его возвратить деньги ни в чем неповинным станичникам.

Наступая на Царицын, Врангель довольно искусно, с помощью деревянных щитов, перевел армию на правый берег Маныча. Разыгравшийся на этой реке бой, по словам Врангеля, является беспримерным в истории последних войн, когда роль конницы свелась к выполнению второстепенных задач. Здесь же произошло столкновение громадных масс кавалерии. В атаке на закате солнца участвовало с обеих сторон до 20000 всадников.[69]

Барон одолел.

С севера пути к Царицыну отрезали донцы, вышедшие на Волгу. Победитель на Маныче подходил к городу с юга.

«18 июня, после штурма, начатого в 4 часа утра 16 июня, войсками ген. Врангеля взят оплот большевизма на юго-востоке России, советский Верден — г. Царицын».

Так гласило телеграфное сообщение штаба главнокомандующего.

«Казачий Карфаген» на некоторое время был обезврежен. Север и юг Дона теперь могли протянуть друг другу руку через царицынский узел.

В период этих побед в стольном городе Черкасском, в атаманском дворце, как некогда у ласкового князя Владимира, пир шел за пиром. К довершению сходства с Владимиром «Руслана и Людмилы», атаман выдал замуж свою падчерицу, графиню Келлер, за гвардейского офицера, так что музыка с утра до вечера оглашала дворец и прилегающий к нему Александровский сад.

Насмешливые фронтовики сейчас же окрестили атаманский дворец «войсковым рестораном № 1».

Полководец сомнительных качеств и совсем никудышный администратор, Африкан Богаевский, зато отличался довольно тонким гастрономическим вкусом и понимал толк в винах. Он не любил слушать треск снарядов, предпочитая отводить душу, когда взлетали пробки в потолок.

Если считать главными обязанностями правителя прием депутаций, торжественные обеды и ужины, увеселительные прогулки и т. п., то надо отдать справедливость: новый глава Дона довольно ретиво исполнял свой долг.

29 мая, т. е. когда уже большая часть Дона очистилась от советских войск, он отправился со своей супругой, по первому браку графиней Келлер, в сопровождении блестящего личного штаба в путешествие по своему государству. Газетные корреспонденты, за отсутствием других ярких актов правительственной деятельности ген. Богаевского, поспешили красочно расписать эту увеселительную поездку.[70]

До Аксайской[71]

атаман проехал поездом, а оттуда на пароходе вниз и вверх по Дону.

Повсеместно «благодарное» население устраивало ему радушный прием. Всюду хлеб-соль, приветственные речи, несмолкаемые крики ура. Все станицы подобострастно избирали его, как некогда Краснова, почетным казаком.

В Елизаветинской[72] его на руках внесли в станичное правление.

— Станичники, — приветствовал он подданных, — борьба еще не кончена. Еще нужно не мало усилий. Поддержите честь Тихого Дона.

Станичники, то-есть кучка администрации и дряхлых старцев, обещали не щадить животов.

По обычаю, в виде расплаты за прием, он тут же произвел станичного атамана в офицеры. Этот важный правительственный акт вызвал еще больший взрыв энтузиазма. Длительное ура, шапки вверх.

Из станичного управления атамана снесли на руках в квартиру осчастливленного станичного атамана, который не скупился на угощение, тронутый монаршей лаской. Прочие старики, в тайной надежде добиться того же, то-есть украситься к закату своей жизни погонами из парчи, льстили властителю наперерыв, уверяя, что любили его еще в то время, когда он находился в утробе матери.

— Окончательная победа близка! Теперь я верю в это. Враг будет сломлен! — воскликнул правитель Дона, растроганный верностью своих подданных.

Следующая станица, и точь-в-точь такой же торжественный прием, то же надрывание глоток, то же качанье на руках.

— Этак атаман может разучиться ходить, — заметил один из приближенных Богаевского, наблюдая, как атамана таскали с парохода на пароход.

Если путь атамана был засыпан розами, то на путях казачьих низов росли тернии и бурьян.