Русская Вандея

– 11 сего июня, – доносил из станицы Крымской Дим. Ив. Чуб, контрагент «Вольной Кубани» – здешний начальник Освага, капитан Осипов, отобрал у меня получаемую от вас газету «Вольная Кубань», заявив при этом, что она – анархическая, и если я буду продавать ее, не представив предварительно на цензуру ему, кап. Осипову, то он посадит меня на три месяца в тюрьму. Когда же я начал протестовать и указывать, что «Вольная Кубань» – газета правительственная и никакой цензуре не подлежит, он хотел сейчас же дать мне двадцать пять плетей, и только заступничество присутствовавших при этом станционных жандармов Гальцева и Мягкого спасло меня от истязаний. Продавать газету при таких условиях не могу[229].

Наконец, начались нападения на членов Рады. В мае неизвестные лица ночью в течение сорока минут обстреливали квартиру «хведералиста» П.Л. Макаренко, того самого, который еще зимою разорялся по адресу «единонеделимцев»:

– Пусть уберутся прочь с Кубани все те, которые ездят сейчас по свету и провоцируют, кричат о каком-то фронтовом и тыловом казачестве. Это старый, испытанный метод: разделяй и властвуй[230].

«Вольная Кубань», хотя и не разделяла домогательств «хведералистов», но, отстаивая автономию, горячо протестовала против вмешательства «единонеделимцев» в кубанские дела.

«Вороньё!» – титуловала она эту публику, которой посвятила неважные стихи под тем же заглавием:

На Кубань, как и на Дон,С краев разных и сторонНалетело очень многоПодозрительных ворон.Прилетели пообедать,

Захотели поразведать,Потихоньку говоря,Не хотят ли здесь царя.И нередко эти птицыЗалетают и в станицы,Перед темным нашим людомАгитируют повсюду,И везде, где только можно,Намекают осторожно,Между прочим говоря,Все про то же, про царя.

– «Лучше было при царе-то!Войско было как одето!Оттого бедны так стали,Поздно это все поняли.Вот когда б он согласился,На престоле утвердился,Все бы мирно зажило,И станица, и село».– «Но позвольте, говорили,Ведь царя же убили

И давно его в сыруюЗемлю-матушку зарыли».– «Этим слухам вы не верьте:Спас господь его от смерти,Пожалел бог, видно, насИ царя от смерти спас»[231].

– «Хлеб Кубани ешь, а Раду режь», – создалась теперь пословица. Пугать Раду считается шиком, помня, что за богом молитва, а за Освагом служба не пропадает. И это благодарность за тот прекрасный казацкий хлеб, который, правда, непрошеные, но все же любезные петроградские гости с таким аппетитом кушают на Кубани», – сетовал официоз[232].

Увы! Раду поносили не только пришельцы.

Атаман Лабинского отдела тоже воспретил продажу газеты своего правительства[233].

Генерал Шкуро, как сообщала черносотенная «Кубанская Земля», 17 сентября 1919 г., при чествовании его в Баталпашинске, где он отвалил от своего партизанского заработка малую толику на издание местной газеты «Эльборус», сказал во время пира[234]:

– Прогоните тех, кто сидит в Раде, и выберите других, лучших, и тогда будет порядок и все, что вам надо[235]

.

«Мы надеемся, что это гнусная провокация и что генерал Шкуро опровергнет подобное сообщение», – предполагала «Вольная Кубань».

Ожидания ее остались тщетными.

«Народный герой» под пьяную руку говаривал про народных избранников еще не этакие слова.

XX. Убийство Н.С. Рябовола

15 июня 1919 года белый стан облетели две крупных новости.

– Наши части вышли на Волгу, севернее Царицына.

– 14 июня, в 2 ч. 30 м. утра, в г. Ростове, в вестибюле гостиницы «Палас-Отель», убит председатель Кубанской Краевой Рады Н.С. Рябовол[236].

Оба известия вызвали взрыв бешеного восторга среди «единонеделимцев». Казачьи политические круги приветствовали только первое.

Выход на Волгу сулил ряд блестящих перспектив, расправа с Рябоволом ничего хорошего не предвещала, осложняя и без того запутанные отношения между Кубанью и Доброволией.

Николай Степанович Рябовол еще в царское время пользовался вниманием охранного отделения. Оно считало его не много, не мало кандидатом в гетманы самостийного Черноморского казачьего войска. Уже тогда он слыл «хведералистом».