Русская жизнь-цитаты-15-22.10.2020

Шульман по сравнению с Галяминой - это просто радикалка, революционер, смелый обличитель системы. При том, что они сходны в главном - обе они "социальные педагоги". В позднесоветское время компартия таким пламенным людям выделяла какую-то контролируемую зону активности, и там они проводили коммунарские слеты, учебу комсомольского актива. Даже Андропов, выжигавший каленым железом "диссидентскую заразу", не поднимал руку на таких людей, как Галямина. А теперь нет вообще никаких "ни норм, ни исключений из норм". Впрочем, о чем говорить: судят ее уже на фоне отравления Навального и самосожжения Ирины Славиной. Какие уж тут "малые дела" и "школы муниципальных депутатов". И вспомнилось: десять лет назад замечательный философ и тоже "социальный педагог", один из создателей Европейской университета Олег Хархордин - сторонник "гражданского роста снизу", земства и самоорганизации - даже книжку издал про ТСЖ. Тогда казалось: вот, смотрите, рождаются в России "товарищества собственников жилья", а вместе с ними поднимается и новая гражданская ответственность и "земство". Но все получилось хуже: ТСЖ - тихо рутинизировались, а Хархордину так впаяли через пять лет, что ему пришлось уйти из ректоров из-за наезда ФСБ на университет. ФСБшные рейдеры хотели отжать особняк университета. Но это - к слову. Просто оба они и Галямина, и Харходин - очень симпатичные, умные и энергичные люди. (А то, что всех этих умных и талантливых лояльных сторонников "малых дел" должны сожрать или сильно надкусить, как например Серебренникова - это никаких сомнений). "Жить не дадут".

Хороший текст

· 19 October Дед Владимир вынимается из заполярных льдов,

Из-под вертолётных винтов

И встаёт у нашего дома,

Вся в инее голова

И не мнётся под ним трава.

Дед Николай

Выбирается где-то возле реки Москвы

Из-под Новодевичьей тишины и палой листвы

И встаёт у нашего дома,

Старик в свои сорок три

И прозрачный внутри.

И никто из нас не выходит им открывать,

Но они обступают маленькую кровать

И фарфорового, стараясь дышать ровней,

Дорогого младенца в ней.

- Да, твоя порода, Володя, - смеётся дед Николай.

- Мы все были чернее воронова крыла.

Дед Владимир кивает из темноты:

- А курносый, как ты.

Едет синяя на потолок от фар осторожная полоса.

Мы спим рядом и слышим тихие голоса.

- Ямки Веркины при улыбке, едва видны.

- Или Гали, твоей жены.

И стоят, и не отнимают от изголовья тяжёлых рук.

- Представляешь, Володя? Внук.

Мальчик всхлипывает, я его укладываю опять,

И никто из нас не выходит их провожать.