Русская жизнь-цитаты 21-31.10.2024

О том, могла ли убедить Навального не возвращаться в Россию: «Могла. Я могла устроить скандал, кричать и все такое. И он бы прислушался ко мне. А потом мы жили бы в изгнании, несчастные». О решении Навального вернуться в Россию: «Когда он решил вернуться в Россию, не было причин его останавливать, потому что вся его политическая жизнь основывалась на внутренней российской политике. Он не мог быть в изгнании. Хотя было очевидно, что именно в изгнание [Навального] хотели отправить Путин и его режим. И это страшная трагедия моей жизни. Но полностью понимаю, что ты должен сражаться [в таких ситуациях]. Это его жизнь, его выбор, его убеждения. Убеди я его остаться в изгнании, я бы чувствовала еще более сильную вину». О том, хочет ли она отмотать время назад и не дать Навальному вернуться: «Да, я вижу в этом смысл, чтобы мой любимый муж остался живым, конечно. Чтобы делить с ним самые счастливые дни жизни, нянчиться с внуками и читать им книги — да, конечно [хочу]. Но [в то же время] думаю, что в моей жизни произошло так много событий, что оборачиваться назад не стоит. Иначе это погрузит меня в очень сложные размышления. И только усложнит мою и без того по-настоящему трудную жизнь». О том, почему скрывает, где живет, и обзавелась телохранителями: «Это вынужденная необходимость [из-за угроз безопасности, возникших после убийства Навального]». «Иногда я пытаюсь сбежать от охраны. Условно, если мне надо пойти в химчистку, должны ли они меня сопровождать? Я не хочу превращаться в такого человека». О знакомстве с Навальным: «Ты просто встречаешь этого парня — еще почти юношу, — и вы проводите всю жизнь вместе. И ты просто следуешь с ним в эту точку. Потому что любишь его». О том, правда ли, что она первой позвонила Навальному: «Абсолютно верно. Я решила не бояться. Потому что люди все время встречаются, нравятся друг другу и потом оказываются слишком скромными, чтобы позвонить. Я подумала: мне нравится этот парень — и я должна быть решительной». О том, когда поняла, что жизнь Навального в опасности: «Это не происходит в один день, когда что-то случается и ты говоришь: „Окей, теперь я понимаю, что это опасно, и я должна решить, поддерживаю я [Алексея на этом пути] или нет“ <…> Если ты разделяешь его убеждения, ты просто понимаешь, что человек, с которым ты живешь, поступает правильно». О слежке за собой в России: «Я играла с детьми в игру [чтобы скрыться от слежки] — ну, вроде пряток. И это не было весело. Ты просто ненавидишь [когда за тобой следят]. Ты не хочешь, чтобы кто-то преследовал тебя, когда ты просто гуляешь с детьми по своему городу. Но и с такой ситуацией надо справляться, и лучше делать это правильно — не становясь слишком серьезным. Лучше не нервничать по этому поводу каждую минуту». О том, важно ли им с Алексеем было показать Путину, что они не боятся: «Мы не хотели показать, что не боимся. Мы и правда не боялись». «Я проведу остаток жизни в тюрьме и здесь же умру» Команда Навального опубликовала фрагменты из его книги «Патриот» 7 дней назад О том, как отнеслась к отравлению Навального «Новичком»: «Для нас обоих было совершенно очевидно, что в случае с Путиным, если только ты показываешь свою готовность к переговорам, он тут же усиливает давление. Так что если ты решил сражаться с ним, то должен следовать своему пути [до конца]». О чем думала во время последнего полета с Алексеем в Россию из Германии: «Что я его очень сильно люблю. Я просто была счастлива находиться рядом. Конечно, проскакивали мысли о том, не посадят ли его в тюрьму. Но когда я была рядом с ним, я чувствовала себя в любой ситуации уверенной и спокойной». О последней встрече с Навальным в феврале 2022 года: «[Он точно оставался собой прежним.] „Окей, у меня встреча с женой, я хочу провести с ней время. Но еще мне нужно читать“. И он садился читать — по 10 страниц художественной литературы на иностранном языке, такую цель он себе поставил. А еще тренировался — несколько раз в день. Он все время говорил: „Конечно, я не хочу это делать. Но если я пропущу три дня [упражнений], то мне понадобится неделя или месяц, чтобы вовлечься снова“. Это многое говорит о его характере». О том, верила ли в обмен пленными с участием Навального между РФ и Западом: «Мне повезло, что последние 20 лет я старалась жить без завышенных ожиданий. Поэтому я со скепсисом относилась [к идее о возможности обмена]. Я знаю, как это работает, когда вы пытаетесь вести с Путиным переговоры. Он все время лжет. Поэтому я никогда не верила, что это случится скоро. Я знала, что мы близки, — но помнила и о том, что все может быть разрушено в один день». О том, верит ли в версию о том, что Путин приказал убить Навального, чтобы Запад не смог включить его в свои обменные списки: «Это могло быть причиной. И это могло быть важной причиной. Но я ненавижу гадать. Я не хочу тратить время на эти мысли, потому что невозможно понять, что на уме у Путина». О том, что думает про Путина сегодня: «Многие люди говорят мне, думая, что я разделяю эти мысли: „Я ненавижу его, хочу его смерти, выпью, когда Путин умрет“. И так далее. Но я так не чувствую. Я не ненавижу его. Я абсолютно уверена, что не желаю Путину смерти. Я хочу, чтобы он оказался в российской тюрьме, как там оказался мой муж <…> [И я не хочу увидеть его подсудимым на процессе в Гааге.] Я хочу, чтобы из кого-то вроде царя России он превратился в обычного узника [российской тюрьмы]». О встречах с западными политиками: «Когда вы разговариваете с главами государств, то беседы кажутся очень приятными, все выглядит так, будто все ваши аргументы принимаются. Но на самом деле они заботятся в первую очередь о своих политических карьерах в своих странах, а не о том, чтобы делать что-то, связанное с этой непонятной и странной Россией». О том, как бы Навальный отнесся к ее решению продолжить его дело: «Думаю, он был бы рад, держись я подальше от этих опасных политических дел. Но ты просто понимаешь, что выбора нет. Конечно, можно было бы молчать. Но я так не могу. Я никогда не сдамся [в этой борьбе] за Россию». О планах вернуться в Россию: «[Я не вернусь, пока не буду точно знать, что] не буду арестована прямо в аэропорту, как Алексей. Но никто не знает [когда наступит этот момент]».