Читаем Русская жизнь-цитаты 7-14.02.2024 полностью

Sapere Aude / Школа гражданского просвещения: Трибунал для Путина. Кто и как будет судить за военные преступления в Украине? - ЭХО,"вопрос правосудия в отношении войны против Украины, российской агрессии против Украины. Это экзистенциальный вопрос, причем не только для Украины. Это некоторый принципиальный, очень четкий в каком-то смысле экзистенциальный вопрос для мира и для западного мира, для свободного мира.  Потому что действительно, с одной стороны, мы как жители большой Европы в этой войне столкнулись с действительно чудовищной агрессией, которую это пространство не знало с 1945 года. С другой стороны, мы живем не просто в мире, где идут войны, а в мире, где увеличивается количество войн. По последним данным Уппсальского центра изучения войн, число войн и военных конфликтов в последние годы растет и превысило число конфликтов и войн периода окончания холодной войны.  И вопрос здесь заключается в следующем. Можем ли мы смириться с тем, что войны вообще в принципе становятся легитимным способом разрешения международных конфликтов и международных противоречий? Потому что действительно отсутствие по-настоящему всеобщей поддержки Украины в противостоянии российской агрессии действительно заключается именно в этом. И кажется, что мир разворачивается к ситуации, когда война превратится в нечто возможное, в нечто допустимое.  И в ситуации, когда эта война, эта агрессия действительно настолько находится под объективом внимания и есть возможность в такой детализации документировать все те преступления, которые совершаются в результате этой войны, и есть действительно у значительной части мира большое сочувствие к Украине как к жертве агрессии, это вопрос не только справедливости в отношении Украины, не только вопрос выживания Украины как государства, но и вопрос для мира, можно ли остановить это сползание нашего мирового порядка к ситуации постоянных войн между самыми разными государствами.  Вот сейчас, возможно, мы станем – дай бог нет – свидетелями еще и там, например венесуэльского вторжения в Гайану, которая тоже решила, что какая-то часть этой территории исторически по каким-то причинам должна принадлежать ей. То есть это то, что расползается.  И вопрос правосудия и справедливости в отношении этой войны – это возможность если не остановить, может быть, то поставить какие-то барьеры, сопротивляться этому процессу. Это первое.  Второе. Действительно, наверное, несколько соображений и ремарок по поводу российской ситуации как в прошлом, так и относительно правосудия переходного периода или просто правосудия в связи с этой агрессивной войной. Мне кажется, что здесь несколько раз Селби в своем выступлении говорила о своем опыте общения в том числе с «Мемориалом» и что даже в общении с людьми, занимающимися исторической памятью, не было полного понимания, что такое правосудие переходного периода, для чего оно необходимо и что можно ограничиться мемориализацией и тому подобное.  Мне кажется, что есть очень важное сейчас… Неизбежно, я готов в этом смысле как гражданин России, как представитель российского гражданского общества как бы в целом принимать эту ответственность в своем личном качестве. Но когда речь идет о людях и организациях в целом, мне кажется важным сказать, что российское гражданское общество работало в ситуации среды неоткрытой для него, некомфортной для него, среды, где ему постоянно противодействовали. И это противодействие началось еще в 90-е годы, а совсем не в нулевые, не только тогда, когда это уже превратилось в государственную политику публично озвученную, публично сформулированную.  И часто мы про что-то говорим, что мы это оставим за кадром, просто потому что в действительности никакого ресурса и возможности делать это нет. Действительно, в России не был создан институт исторической памяти. Государство никаким образом не взяло на себя системно, институционально эту задачу. И общественные организации как институции действительно проделали невероятную и гигантскую работу.  Какие были здесь упущения? Во многом связанные с тем, что просто не было опыта, не было понимания, как можно действовать. Комиссии правды… Да, я знаю уже о существовании Комиссии правды, наверное, лет 15. Может быть, кто-то в России знал о них несколько дольше. Но точно в начале 90-х годов мы ничего об этом не знали как о возможной институционализации такого способа переходного правосудия.  Вопрос был не просто в том, чтобы фокусироваться на жертвах и не думать о том, кто виноват, не думать о палачах, не только о том, что палачи и жертвы пересекались между собой иногда в лице одних и тех же людей.  Но в начале 90-х годов и в каком-то смысле до сих пор Россия существовала в ситуации неоконченной гражданской войны. И это был не просто вопрос выяснения, определения жертв и палачей. А вопрос этого противостояния, которое общество, имея свою историческую память о гражданской войне и страх этой гражданской войны, до сих пор страх гражданской войны среди россиян, до начала по крайней мере полномасштабного вторжения, входил в число важных страхов. И проблема здесь не в том, чтобы столкнуться с этим страхом, но в том, что, как ни странно, это определение жертв и палачей означает общественный диалог.  И вот к этому диалогу общество в начале 90-х годов было неспособно. Оно разделилось на тех, кто за реформы, против реформ, на тех, кто действительно декларировал и желал в том числе проработки прошлого, тех, кто ностальгировал по Советскому Союзу. Но это очень важно, мне кажется, и сейчас, имея в виду перспективу будущего.  При всей жесткости, мы можем стоять на очень жестких подходах, что преступления должны быть наказаны, что виновные должны быть выявлены, но мы должны понимать, что нам придется этот процесс вести в диалоге. И вот эти формы диалога действительно должны быть изначально включены. Не просто отделиться от тех, кто может входить в число виновных, но организовывать это через общественный диалог.  Второе. Вторая очень важная вещь – это то, что было до некоторой степени упущено. Действительно об этом сейчас очень много говорят. И я в действительности в этом смысле очень благодарен современным тенденциям, современной культуре, которая стала настолько эффективной в том, чтобы увидеть всех жертв. Не только действительно тех, кого увидеть легко, кто очевиден, но увидеть всех.  Потому что в очень большой степени действительно разговор о преступлениях советского периода свелся к тому, что называлось «политические репрессии» (58-я статья и так далее). И это очень понятно. Это было очень очевидно и легко с правовой точки зрения. С другой стороны, именно жертвы этих репрессий оставили после себя такой массив исторической памяти, что из этого очень хорошо конструировался нарратив жертв и преступлений.  Но в действительности совсем недавно на другой конференции был задан прекрасный вопрос: почему десталинизация в Украине шла лучше, чем в России, добилась гораздо больших успехов? Не только потому, что в Украине в невероятно большей степени была реальная демократия, а в России – конкурентный авторитаризм, переходящий в диктатуру. Но и в том, что фокусом украинской парадигмы был голодомор, то есть события, охватывающие миллионы людей.  В России, несмотря на то что все знали и о репрессиях, которые были, не 58-я статья, а опоздание на работу, три колоска и так далее, «Указ о трех колосках» и тому подобные вещи, и о рукотворном голоде, который был тоже в регионах России, тем не менее концентрация конкретно именно на 1937 годе, на политических репрессиях, которые очень легко прочитывались и рассказывались, и виделись как антиэлитные репрессии, как охватывающие в первую очередь… Мы знаем, конечно, среди жертв 1937 года гигантское количество людей всех групп, но я сейчас говорю не столько о исторической правде, сколько о нарративе.  Так вот, очень важной задачей будет действительно увидеть всех жертв путинского режима и всех жертв войны, но, безусловно, внутри, если говорить о внутренней ситуации, это тоже будет задача еще более даже сложная, чем в случае репрессий советского периода, потому что огромное количество этих репрессий сейчас происходит вне привязки к тем статьям, которые можно маркировать как политические.",Sapere Aude / Школа гражданского просвещения: Трибунал для Путина. Кто и как будет судить за военные преступления в Украине? - ЭХО,https://echofm.online/programs/sapere-aude/sapere-aude-shkola-grazhdanskogo-prosveshheniya-5,2024-02-12 05:51:40 -0500

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
100 знаменитых загадок истории
100 знаменитых загадок истории

Многовековая история человечества хранит множество загадок. Эта книга поможет читателю приоткрыть завесу над тайнами исторических событий и явлений различных эпох – от древнейших до наших дней, расскажет о судьбах многих легендарных личностей прошлого: царицы Савской и короля Макбета, Жанны д'Арк и Александра I, Екатерины Медичи и Наполеона, Ивана Грозного и Шекспира.Здесь вы найдете новые интересные версии о гибели Атлантиды и Всемирном потопе, призрачном золоте Эльдорадо и тайне Туринской плащаницы, двойниках Анастасии и Сталина, злой силе Распутина и Катынской трагедии, сыновьях Гитлера и обстоятельствах гибели «Курска», подлинных событиях 11 сентября 2001 года и о многом другом.Перевернув последнюю страницу книги, вы еще раз убедитесь в правоте слов английского историка и политика XIX века Томаса Маклея: «Кто хорошо осведомлен о прошлом, никогда не станет отчаиваться по поводу настоящего».

Илья Яковлевич Вагман , Инга Юрьевна Романенко , Мария Александровна Панкова , Ольга Александровна Кузьменко

Фантастика / Публицистика / Энциклопедии / Альтернативная история / Словари и Энциклопедии
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Документальное / Публицистика