Читаем Русская жизнь-цитаты- Апрель 17-30 2020 полностью

сократить время самозаточения, заплатив сверх рыночной цены. «Ускорить» вынужденный экзистенциальный простой никак нельзя; время «замедлилось» из-за неучастия других, то есть, остального мира. Теперь мы можем почувствовать, каково это - мыслить годами, а не минутами. Это действительно возращение к средневековому понятию «времени», где годы ожидания - вполне приемлемая плата за безопасность. «Мир никогда не будет прежним». Заметим, что пандемия даже в ее разгар вовсе не отменила прежних фундаментальных и локальных конфликтов, не примирила ни одной из враждующих сторон. Не отменила пропаганду на российском ТВ. Пандемия лишь подчеркнула, что основной конфликт сегодня в мире проходит между модерном и архаикой. Пандемия в России словно применяет сорокинский прием обнажения, деконструкции метафоры. На а реальных и простых примерах «от обратного» она демонстрирует сегодня гражданам, что такое права и свободы, разницу между «открытым и закрытым» миром, начав с простейшего – свободы передвижения. Пандемия, сама того не желая, преподает нам урок модерна – который мы так и не выучили в свое время. Этот урок и не мог быть воспринят лично, каждым: модерн вбивали в нас сталинским сапогом. Именно поэтому наши люди до сих пор воспринимают свободу, демократию, права человека как «абстракцию». Зато теперь каждый может не просто понять, но почувствовать, что такое свобода - буквально, физиологически. Теперь, когда очередной популист риторически спросит «а что такое свобода?» - вам будет проще ему ответить: «это когда для выхода из дома не нужно получать пропуск».. Из всех уроков модерна, однако, самым сложным оказалась «социальная дистанция». Все остальное - маски, перчатки – вроде бы на уровне. Но вот «дистанция» в реальности столкнулась с каким-то фундаментальным личным комплексом. Это заметно - нашим людям буквально невыносимо избегать, обходить другого. Возможно, им кажется это «неприличным» - и это чувство сильнее, чем даже инстинкт самосохранения. В этом есть отголоски советского страха «оторваться от коллектива». Социальная дистанция – это физическое воплощение одного из важнейших опытов человечества – саморефлексии, обращенности к своему Я, диалога со собственной совестью – всего того, что, по мнению Ханны Арендт, именно и превратило жителя Средневековья в человека Нового времени. Парадокс – но пандемия способна отучить постсоветское общество от архаики, буквально вбить какие-то азы модерна.

Андрей Архангельский:'Естественно

, сериал 'Зулейха' -


Андрей Архангельский:'Естественно, сериал 'Зулейха' - никакая не диверсия и не внутреннее диссидентство. Единственное, но очень важное отличие и книг Яхиной, и сериала – в непривычном для сегодняшнего зрителя ракурсе: она выбирает в качестве героя неизвестного человека, немого свидетеля истории. Но эта простая смена ракурса меняет сразу все: мы вдруг видим картину советской жизни не сверху, не из кремлевского кабинета, как у нас принято, а снизу, с земли. Как только ты смотришь на происходящее не с точки зрения государства, а с позиции обыкновенного человека, бесправие, насилие и несправедливость неизбежно становятся главной темой повествования. Но даже от этого простого переключения, перемены взгляда – c государства на человека — нынешнего массового зрителя корежит и мутит. Раздражает, во-первых, что кроме несущих элементов государствообразующей стены – чекистов, космонавтов, хоккеистов – приходится учитывать теперь и какие-то «мелкие детали» общества, вроде высланных крестьян. Зрителю на 21 году государственной пропаганды кажется скандальным такой взгляд на жизнь — не с точки зрения кремлевских богов и героев, а c позиции «щепки». Во-вторых, сам по себе разговор об экзистенциальном страдании человека зритель воспринимает как диверсию, подкоп под «основы общества». Все ужасы, которые героине пришлось пережить, никак не компенсируются коллективными достижениями государства. Советское «благополучие» было куплено ценой таких диких компромиссов с совестью, ценой такого страха и насилия, что никакими «достижениями» эту травму не вытравить. Однако именно признание этого и открывает путь к выздоровлению от тоталитарного. Это важнейший момент, который знаменует переход от государства тоталитарного к человеческому. Но прежде чем это произойдет, придется пережить травму еще раз — чтобы ее осознать и, как говорят психологи, «принять». Для большинства эта мысль столь пугающа, люди предпочитают отпихиваться от нее. Каждый раз, когда случаются такие неконтролируемые массовые вспышки гнева, нужно понимать, что мы имеем дело именно с этим – с очередным отказом общества «признать самих себя» — в качестве страдающей, но личности.

Но есть и

хорошая новость.


Всем, кто прожил месяц самоизоляции без нарушений, еще один месяц в подарок!

сформировать коллективный иммунитет


Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
1968 (май 2008)
1968 (май 2008)

Содержание:НАСУЩНОЕ Драмы Лирика Анекдоты БЫЛОЕ Революция номер девять С места событий Ефим Зозуля - Сатириконцы Небесный ювелир ДУМЫ Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года Дмитрий Ольшанский - Движуха Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая) ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра! Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели Дмитрий Данилов - Кришна на окраине Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ ЛИЦА Олег Кашин - Хроника утекших событий ГРАЖДАНСТВО Евгения Долгинова - Гибель гидролиза Павел Пряников - В песок и опилки ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Вторая индокитайская ХУДОЖЕСТВО Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев Максим Семеляк - Лео, мой Лео ПАЛОМНИЧЕСТВО Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное