Русская жизнь-цитаты-август-сентябрь 2019

выясняется, что никакой 'политики государства' нет как таковой, как нет и государства, а есть свободная игра частных наездов в процессе освоения и передела скудеющих ресурсов, их балансирование и арбитраж, которые внешние наблюдатели ошибочно принимают за российскую политику. Мне кажется, административный рынок Симон Кордонский (Simon Kordonsky) трансформировался в силовой рынок, основной транзакцией которого является перформативный наезд, в ходе которого уясняется стоимость единственного значимого актива, силы.

<Студентам предлагают выбор: смириться с

тем, что они бесправная собственность старших товарищей,

или уходить в подполье. Фактически речь идет о новых правилах игры, когда любые политические убеждения объявляются вне закона. На этом фоне, например, дискуссия об умном голосовании кажется мне несколько маргинальной, но при этом тезис Леонида Волкова о том, что не надо рассматривать эти выборы как выборы, и что по сути перед нами тактика гражданского сопротивления чрезвычайному положению, объявленному властями, кажется вполне правдоподобным. Гражданам намекают, что игры в политику кончились, наступает нормальная диктатура.

<запрос на политические свободы может

иметь и вполне прагматические мотивы: после падения доходов люди хотят иметь дополнительные каналы влияния на власть, чтобы решать накопившиеся экономические проблемы.

<Это новости 2019 или 1905

года? — полиция закроет общественное пространство, где хотели провести лекции о политическом давлении на студентов — власти планируют привлекать казаков и ветеранов Донбасса для разгона манифестаций — Роскомнадзор заблокировал сайт философского журнала за интервью со стоиком о смерти

<уже неважна фамилия конкретного коррупционера,

просто приходит осознание, что все они – упыри. И вот этот настрой в обществе: «да они там все такие» – главная опасность для власти, в отличие от страхов, выдуманных бездарными политтехнологами

<Государство, объявившее себя сильным и

потому неподотчетным народу, постепенно становится безжалостным. Словно в большом Стэнфордском эксперименте, поставленном на стране в целом, у тех, кто надел на себя костюмы «охранников», исчезает эмпатия в отношении «заключенных». Государственные люди, ссылаясь на высшие цели своего существования, становятся садистами. Вся российская действительность последних лет об этом: ложь пропаганды, пытки в тюрьмах, смелые заявления чиновников, которые наконец-то могут сказать о народе все, что они думают, полицейский произвол и политический террор в отношении ни в чем не повинных людей — вроде «московского дела» о массовых беспорядках или дела «Нового величия».Правда заключается в том, что если ради сильного государства и его отчетности можно уничтожать людей, то государство перестает быть сильным. Вся государственная сила растворяется в действиях конкретных садистов, которые получают удовольствие от собственной жестокости. От неправосудных приговоров, от тюремных сроков для подростков, в компанию которых внедрен провокатор, от звучной формулировки «до 8 лет лишения свободы за участие в несанкционированном митинге». Государство, делегировавшее свою силу частным интересам, снова становится слабым.

<Ирина Петровская:'На наших глазах «Дождь»