Русская жизнь-цитаты-июнь 2018

Манипуляция правдой создает прочный фундамент для конспирологии. Фальшивый окровавленный труп укрепляет теорию заговоров именно потому, что она построена на идее, что окровавленные трупы, которые нам показывают, бывают фальшивыми.

Хуже того, симуляция становится основой для ретроспективного сомнения в любых прежних утверждениях украинских властей, точно так же как пропагандистское преувеличение и увертки российских СМИ становились основой для сомнения в том, что произносят российские спикеры. Все следующие драматические события, неизбежные в украинской ситуации, надолго вперед получат театральный привкус. Близким следующих жертв, если они, не дай бог, будут, придется тяжело.

Пока неясно, кого и каким образом удалось поймать на сообщении именно о смерти Аркадия Бабченко, одним из объяснений для операции остается сам произведенный на украинское общество эффект. Ненавистный противник не просто в очередной раз обвинен, не просто обличен и взят с поличным, — нет, наши спецслужбы показали, что умеют проводить грандиозные спецоперации, что им верит весь мир. Всех провели. Похоже, к этому привела жажда какой-то очевидной, несомненной победы над противником, накопившаяся в украинском обществе, именно это подтолкнуло власти к избыточной сложности. Особенность таких операций, однако, в том, что эффектно злоупотребить доверием мира можно один раз, зато взывать к нему в следующий будет труднее. Негодование по поводу убийства Бабченко было общим, восторг по поводу эффектной симуляции почти исключительно внутриукраинский.

https://carnegie.ru/commentary/76478

DW.com:”Светлана Алексиевич: Время надежды сменилось временем страха. Время повернуло вспять.

31 мая Светлане Алексиевич — выдающейся белорусской писательнице, пишущей на русском языке, лауреату Нобелевской премии — исполняется 70 лет. Мы предоставляем ей слово.

- О чем я всегда думала больше всего? О свободе. В тюрьме, в лагере человек вообще думает больше всего о свободе, но это не значит, что он знает, что такое свобода.

Мы жили в стране, где нас с детства учили умирать. Учили смерти. Нас не учили, что человек рождается для счастья, для любви, нам твердили, что человек существует, чтобы отдать себя, чтобы сгореть, чтобы пожертвовать собой. Учили любить человека с ружьем.

Мы выросли среди палачей и жертв. Пусть наши родители жили в страхе и не все нам рассказывали, а чаще ничего не рассказывали, но сам воздух нашей жизни был отравлен. Зло все время подглядывало за нами. Поэтому нас изменить очень непросто.

Я все время мучилась: почему страдания у нас не конвертируются в свободу? У нас же принято возвеличивать, начиная с Достоевского в том числе, магию страдания. Как один церковный деятель сказал: слава богу, кончились сытые годы, надо человеку пострадать. Но это уже вырождение идеи Достоевского. Я начинаю думать, что страдания, напротив, цементируют человеческую душу, она больше не может развиваться. Все-таки для развития человеку нужны счастливые, нормальные условия жизни.

Конечно, выросло новое поколение, у которого другая картина мира, но немало молодых людей опять читают Маркса и Ленина. В городах России открывают музеи Сталина, ставят ему памятники. Я не думаю, что есть какие-то поколенческие противоречия, мы не такие уж разные. Да, молодые люди знают языки, хорошо владеют компьютером, у них нет уже таких идейных заморочек… А все равно мы пока еще в одном мире. Еще не знаем, кто мы и куда идем. У нас нет мировоззрения, нет конструкции ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Беларусь — это вообще музей прошлого. А в России? Одна Россия — у власти, другая — у тех, кто называет себя патриотами, третья — у коммунистов, четвертая — у либералов. Россия — всегда предчувствие, всегда проект, никогда до конца не осуществленный.

В книге “Время секонд хэнд” есть рассказ, когда молодая девушка вспоминает, как ей не хотелось читать “Архипелаг ГУЛАГ” Солженицына, хотя учитель в школе и заставлял. Для нее это была толстая и скучная книга, все, что там написано, казалось очень далеким. И вдруг в Беларуси жестоко разгоняют демонстрацию на площади. Сотни людей сажают в тюрьму, и по всей стране начинаются аресты. Она потрясена: как быстро сталинская машина оживает и начинает работать! Люди боятся говорить, начинают доносить. Их никто не заставляет это делать — они сами вспомнили, что надо делать. Генетически вспомнили. Она уезжает в Россию, чтобы продолжать учиться, и там начинает участвовать в протестном движении… И с чем-то подобным начинает встречаться опять: те же разговоры, те же предательства, та же работа спецслужб. “Архипелаг ГУЛАГ” становится сегодняшней книгой.

Мы не впустили в себя мир, закрылись от него. Теперь всех пугаем, что русские — хорошие солдаты, за ценой не постоят, жизнь у нас дешевая. Знаем один способ, как заставить себя уважать: нас должны бояться.

Пришел Путин — и мир нас боится.