Русские друзья Шанель. Любовь, страсть и ревность, изменившие моду и искусство XX века

Беппо принес Мясину балетные туфли и помог переобуться. Следующие три с лишним часа танцор показывал и объяснял придуманные и записанные им в специальную тетрадь движения и па, они с Сергеем Павловичем проходили картины будущего балета, подробно и не торопясь, не обращая внимания на духоту и жару. Мясин изображал разных персонажей, показывал характеры, объяснял мизансцены. Дягилев подыгрывал на рояле, пропевал фразы арий или отбивал такт ладонью на крышке рояля. Мися следила за представлением, иногда аплодировала, иногда морщилась и зевала, а то просто дремала, отхлебнув шампанского.

Но реагировала всегда к месту:

– Лёля, а это девушки у тебя так будут танцевать? Не будет па-де-бурэ здесь смотреться грубо?

– Наоборот! – Дягилев смотрел то на ноги танцора, то в ноты, будто проверяя согласованность. – Как можно больше вольностей, так и должно быть в народной комедии. Не хочу видеть салон и будуар, нужны танцы на площади, понимаешь?

– Но можно поставить па-де-ша, наверное, вот такую дорожку, и потом будут пируэты, – Мясин показал серию шагов, покрутился на одной ноге и вопросительно посмотрел на Дягилева.

– Ни в коем случае смягчать не надо! Все должно поражать: обновленная музыка Перголези – Стравинский. Лучший хореограф – Мясин! Костюмы и декорации – Пикассо! Мы ставим для внуков, а не для дедов.

– Значит, Пикассо согласился? – встрепенулась Мися. Ее секрет был в том, что она сама уговорила художника участвовать.

– Еще зимой, – кивнул Дягилев. – Но сперва сделал ерунду, хотел просто повторить старое. Я решительно не позволил, со мной такие штучки не проходят! На той неделе в Париже он покажет мне новые эскизы.

Мясин дополнял заметки в тетради, рисовал небольшие схемы, обозначая точками и стрелками передвижение танцоров, записывал подходящие па.

Черты лица Мясина были правильными и мелкими, уши торчали, круглые глаза смотрели не мигая, что делало его похожим на совенка. Но когда он обдумывал идеи или слушал замечания Дягилева, на его губах появлялась живая улыбка, лицо становилось очень привлекательным.

– Ты такой красивый, Лёля, – сонно пробормотала мадам Серт и снова прикрыла глаза.

Стравинский пришел в разгар работы и, поцеловав руку Мисе, нежно и почтительно ее приобнял. Затем он сменил Дягилева за роялем. Сергей Павлович свободно расположился в кресле и, по-прежнему не спуская глаз с Мясина, комментировал мизансцены и рисунок танца. Леонид последовательно показывал партию каждого персонажа, так что Стравинскому приходилось повторять один и тот же музыкальный фрагмент несколько раз; он не роптал – наоборот, казалось, повторы его вдохновляли, композитор вносил исправления прямо в партитуру.

Репетиция не прервалась, даже когда явился Василий с бритвенными принадлежностями на серебряном подносе. Слуга обвил шею Сергея Павловича белой салфеткой и молча побрил ему щеки, оставив лишь тонкие крашеные усики, потом налил себе на ладони духи «Митцуко» и натер ими шею и затылок хозяина.

Работали до вечера, затем зашли Серт с худой брюнеткой – и все отправились обедать.

* * *

В кафе «Араньо», известном месте встреч художников и писателей, пахло кофе и жареным мясом. Народу было много, но в небольшом третьем зале стоял лишь один нарядно сервированный стол. Компания сразу направилась туда. Из-за стола навстречу пришедшим поднялся веселый бородач.

– Знакомьтесь, это мадам Серт. А это Михаил Семенов, наш ангел-хранитель, – представил бородатого человека Дягилев.

– Поклонник и скромный помощник гениального Дягилева в Риме, – поклонился Семенов.

За ужином Дягилев продолжал обсуждать с Мясиным хореографию «Пульчинеллы». Стравинский сел между антрепренером и Мисей, по правую руку от нее два стула занял огромный Серт. Рядом с художником села миниатюрная женщина в белой шляпке-чалме, похожая на веселого мальчика, та самая, что гуляла с Сертом по Риму; она застенчиво улыбалась и все время курила.

– Бенито передает тебе привет, – сказал Михаил Семенов импресарио. – Он не знал, сможет ли присоединиться к нам сегодня, но до твоего отъезда обязательно хотел бы увидеться. Или, может быть, заглянешь завтра к Маргерите?

– Завтра проводим первую репетицию, пройдемся по готовым сценам, – пожал плечами Дягилев. – Никак не успею. Пожалуйста, скажи им, что я очень хотел бы увидеться, но не смогу.

С Бенито Муссолини и его любовницей, Маргеритой Сарфатти, Дягилев был знаком с 1911 года. Во время первых гастролей «Русского балета» в Риме Муссолини писал восторженные рецензии на спектакли русских в самой популярной газете Италии – «Аванти».

– Да, и еще Бенито спрашивал, хорошо ли труппа устроена здесь, но я его заверил, что все в порядке.

– Неплохо, в том числе благодаря тебе, мой прекрасный друг, – Дягилев похлопал Семенова по спине.