Русские генералы 1812 года

В 1762 г. Кутузов стал флигель-адъютантом Ревельского генерал-губернатора принца П. А. Ф. Гольштейн-Бекского и, управляя его канцелярией, сумел обратить на себя внимание расторопностью и образованностью. Вскоре он получил чин капитана. В 1764—1765 гг. новоиспеченный капитан служил в Польше в войсках выдающегося военачальника Н. В. Репнина. Здесь во время стычек с членами Баррской конфедерации (противниками уравнивания в правах поляков-католиков с православными украинцами и немцами-лютеранами, чего добивались соседние Россия и Пруссия) Кутузов получил боевое крещение, командуя небольшим отрядом, но, по его собственным словам, «войны еще не понимал».

Потом, в 1768—1769 гг., он оказывается на караульной службе в Санкт-Петербурге, в том числе на самой почетной – во дворце. Ему снова везет – симпатичный, ловкий, уверенный в себе, начавший хорошо разбираться в тонкостях придворной жизни юный офицер не раз попадает в поле зрения самой Екатерины II, которая позднее покровительствовала ему и продвигала по службе.

Кроме военных наук Кутузов интересовался также литературой, искусством, театром, международной политикой. Из него мог бы получиться прекрасный дипломат, но именно в этот момент военная стезя увлекла Кутузова к славе. И вот с 1768 г. обер-квартирмейстер Кутузов уже на Первой Русско-турецкой войне, в корпусе опытного генерал-майора Федора Васильевича Боура (Бауэра, Баура), входившего в 1-ю Дунайскую армию Петра Александровича Румянцева. В сражении при Рябой Могиле 28 июня 1770 г., находясь в авангарде наступающих русских войск, Кутузов сумел хорошо себя зарекомендовать. Столь же удачно он действовал 18 июля на реке Ларге, где командовал гренадерским батальоном. А вот в знаменитом Кагульском сражении молодой офицер не участвовал, занимаясь охраной тылов, где ему не раз и не два приходилось отражать наскоки крымской конницы. Зато при ночном штурме Бендер, вошедшем в историю своим ожесточением и кровопролитием, он снова на коне: лично ведет гренадер и мушкетеров в атаку на крепостные валы и стены.

А. В. Висковатов. Обер-офицеры лейб-гвардии Конного полка. Литография. 1814—1826 гг.

Именно после штурма Бендер Михаил Кутузов впервые почувствовал «нерв войны»: он понял, что чувствует себя в своей тарелке не на штабных должностях, а в боевой обстановке. Именно здесь он может проявить задатки полевого командира: смелость, решимость, находчивость, инициативность, хладнокровие и, наконец, умение повести солдат в атаку. Многие из офицеров-сослуживцев это тоже заметили и взяли себе на заметку, что Кутузов пуль и штыка не боится, перед ними «не кланяется», т. е. не пригибается.

За отличия его производят в премьер-майоры, а за умелую штабную работу в бою при Попешти близ Бухареста в 1771 г. он – уже подполковник. Кутузов растет в чинах, но вот ордена и наградное оружие пока обходят его стороной. Внезапно служба Кутузова под началом Румянцева прекратилась, и он оказался в армии другого «екатерининского орла» – генерал-аншефа Петра Ивановича Панина.

По одной из версий, кто-то из «доброжелателей» донес Румянцеву, что молодой офицер под смех товарищей прекрасно копирует походку и манеры командующего, а тот был очень обидчив. Не сложились у Кутузова отношения и с возглавлявшим румянцевский штаб генералом Боуром: Кутузова раздражало засилье немецких офицеров, всемерная поддержка ими друг друга, незаслуженное поощрение и продвижение их по службе. А ведь они зачастую сильно уступали широко образованному и инициативному Кутузову.

Кстати, это происшествие не только лишило молодого Кутузова орденов, но и стало хорошим уроком: он сделался более скрытным, замкнутым, предусмотрительным; навсегда пропали прежняя веселость и общительность – «сердца людей открыты Кутузову, но его сердце закрыто для них» – жизнь вносила свои коррективы в характер будущего полководца.

По другой версии, дело обстояло иначе. Румянцев, устраивая русские войска на зимние квартиры, решил подсобить не столь удачливому брату по оружию Панину. Он направил к нему своего генерал-квартирмейстера Боура, а тот, зная способности Кутузова, взял его с собой.

И тем не менее война под началом Румянцева стала для нашего героя своего рода академией военного искусства. Он близко видел, как Румянцев руководил боем. Более того, он постигал стратегию военных действий: Румянцев считал, что «никто не берет города, не разделавшись с войсками, его защищавшими». При этом не всегда следовало только наступать.