Русские хроники 10 века

Хорошую службу сыскал себе боярин Воробей. Сиди день-деньской в полстнице. Поплёвывай да поглядывай, не прилетит ли стрела с красной ленточкой, и более никаких забот. Служба та державная, простому кмету не поручишь. Стрела, кою караулит боярин, особая, с посланием от прелагатая. В послании том прелагатай опишет, как корсунян одолеть. Вот и выходит, от него, Воробья, зависит, возьмут руськие полки Корсунь или с позором домой уйдут, не солоно хлебавши. Службу эту поручил сам великий князь, стало быть, отмечает среди иных бояр, коли такое важное дело поручил. Великий князь поручил, а верхний воевода, не может не позлобствовать, змеюкой подколодной прошипел:

– Гляди, увижу – хмельное попиваешь, или спишь, – голову оторву, не посмотрю, что боярин.

Сидеть сиднем да дремоту отгонять – маета. Всё ж не то, что крутиться целый день на солнцепёке да горло драть на трудников и воев, насыпавших курган у крепостной стены, или стоять в обороне у ворот. Корсуняне со стен стрелы мечут, а то ворота раскрывают и вылетают оттуда трапезиты – лёгкая ромейская конница. Положим, большого урона вершники не приносят, больше шуму устраивают. Урон не велик для всей рати. А если тебя стрела или сулица достанет? Ты ведь погибнешь, не князь. И что тебе за дело до того будет, что за весь день один ты убитый. В полстнице сидеть спокойней, хоть и скука смертная с утра до ночи на одну и ту же городницу таращиться.

В первые дни корсуняне, привлечённые стягом, метали стрелы и сюда, из полстницы было носа не высунуть. Внутри можно сидеть без опаски, полотнища полстницы, из шкур сшитые, стрелы не пробивали, лишь втыкались в них. Пару дней прошло, оставили стрелки Воробьёв дозор в покое, за весь день две-три стрелы и прилетит. Заскучал боярин. Вечером, отправляясь в становище, одним глазом косился на городницу, не покажется ли на ней стрелок, другим оглядывал воткнувшиеся в землю и стену стрелы, не просмотрел ли прилёт особой, долгожданный. Случись такое, Добрыня со света сживёт, не пощадит.

Давеча у ворот случился большой переполох, прогнал скуку, развеселил боярина на целый день. Самого начала Воробей не видел. Когда вышел из полстницы поглядеть, что за шум учинился, с насыпи гурьбой сбегали носильщики, из ворот размашистой рысью выезжала тяжёлая конница. Такое уже бывало не единожды. Но на сей раз за вершниками хлынул поток пешцев с луками, пращами, сулицами. Пока вершники и пешцы с метательным вооружением теснили русский заслон, из ворот вышли пешцы в дощатой броне, шеломах, со щитами, тяжёлыми копьями и мечами. Борзо, но без суеты, пешцы построились в восемь рядов и, наставив копья, двинулись вперёд. Легковооружённые пешцы тут же скрылись за их спинами и оттуда метали свои смертоносные снаряды. Вершники же рассыпались в стороны и заняли места по бокам фаланги. Боярин Воробей, разинув рот, наблюдал за разворачивающимся действом. Ромеи словно специально для него показывали отработанные приёмы ведения боевых действий. Вслед за дружиной из ворот толпой вывалились жители с лопатами. Бросились к холму и принялись раскидывать насыпанную с тяжкими трудами землю. Здесь порядка не было, но насыпь на глазах теряла высоту.

Русские попятились под натиском скутатов и катафракты, но не разбежались в панике. Вскоре перед ромейской фалангой встала русская стена, и началась сеча. Брань продолжалась недолго, превосходство русских было очевидно. Сохраняя порядок, подбирая своих раненых и убитых, греки вернулись в крепость. Потери русских были не велики. Основной урон греки нанесли насыпи.

Голован в этот день впервые участвовал в брани. Топор его не обагрился вражьей кровью, но, и к радости, и к удивлению своему, во время схватки его не охватил парализующий ужас. Он не успевал думать, так ему казалось потом, руки сами подставляли топор под удар меча, сами рубили. Помнил он только безжалостный взгляд чёрных глаз своих противников да лязг скрещиваемого оружия.

После схватки десятинник – ведь он не поразил ни одного врага – удивил молодого ратника похвалой:

– Молодец, видел, как ты бился. Не сробел, не побежал, за спины не прятался, хорошо удары отбивал. А что ни одного грека не завалил, не печалься. Хоть и не любит грек ближнего боя, да рубака он изрядный.

Неожиданная вылазка корсунян вынудила русских принять соответствующие меры. Теперь на некотором удалении, дабы не достали стрелы, против ворот в полном доспехе и оружии заслоном стояли три тысячи кметов. Дабы зазря не утомлялись, кметам разрешили сидеть, но не спать и не выходить из рядов. В случае новой вылазки осаждённых стена должна встать в мгновение ока.

Сооружение насыпи замедлилось. Кметов в заслоне требовалось менять, и часть ратников пришлось снять с работ. Добрую часть насыпанной днём земли греки ночью перетаскивали в город.

Шли дни. Врачеватель умащивал варяжскую спину целебными мазями, ставил примочки. Варяг по-прежнему пил, как дикий варвар, орал и грозился придушить врачевателя, если в три дня не встанет с постели.

Глава 3

1