– Зато хорошо привез, – причмокнул своими жадными губами посадник.
– Не давал вестей из похода.
– Торопились быстрее всех вестников.
– Невеста словно бы и не по мне. Больно высока.
– От высоких женщин – красивые дети, – засмеялся Коснятин.
– Молвит она немного по-славянски. По дороге научил?
– Мать у нее славянка. Дочь князя ободритов.
– Как ехала сюда? С охотой или по принуждению?
– Слыхивали о тебе, княже, много гадали они на копье, священный конь их тоже показал, что ждут тебя великие дела и слава.
– Не верь языческим приметам, – пробормотал Ярослав.
– Олаф крещеный, но сберег все от деда-прадеда. О тебе же молва расходится по свету…
– Не через тебя ли?
– Знаешь же, княже, как люблю тебя.
– Готовь свадьбу, – подобрел Ярослав, – ибо уже в поход пора.
– Свадьбу сыграем по нашему новгородскому обычаю. Княжескую.
– Брат мой здесь, Глеб, – сказал невесело Ярослав.
– С тобой идет?
– Нет, супротив.
– Чего ж сидит возле тебя?
– Заехал сказать про волю свою и Бориса. Не сегодня завтра отправляется на Киев. Я уже послал приготовить ему кораблик на Смядыни, возле Днепра.
– И на свадьбе не будет?
– Не хочет. Говорит, что не было князей своих в Новгороде, а у меня, мол, отцовского благословения нет на брак, то какая же свадьба, княже?
– Угадал он: в самом деле, не было еще князей только новгородских, и ты в скором времени будешь великим Киевским! – воскликнул Коснятин.
– Грех так молвить.
– Хоть грех, да святая правда!
– Ежели все обойдется, оставлю тебя князем в Новгороде, – сказал, поднимаясь, Ярослав, – ибо род у нас с тобой один через отца моего и твоего да мою бабку Малушу, сестру твоего отца Добрыни.
Коснятин стал на колени, схватил руку Ярослава, поцеловал.
– Буду служить тебе верой и правдой.
– Встань, – недовольно промолвил Ярослав, – негоже так. Одной крови мы. Дело великое великого разума требует, а не целованья и поклонов. Кланяться только Господу нужно, как Соломон, да просить мудрости у него всечасно. Иди.
В тот же вечер пришел прощаться Глеб. Разговор был коротким. Расставались братья не по-братски – каждый был углублен лишь в свое, ведь оказались они на таком рубеже, где люди либо идут навстречу друг другу, либо расходятся в разные стороны, и нет такой силы на свете, которая могла бы их соединить.
На рассвете Глеб выехал, еще темнота стояла на дворе, моросил холодноватый, словно бы привезенный северной невестой дождик, Ярослав молился в церкви и подумал еще о том, как все-таки негоже учинил младший брат, что на дорогу даже не пришел поклониться Богу. Или только потому, что боялся еще раз встретиться с братом-отступником, каким считал Ярослава? Но пусть!
А Коснятин уже ладил свадьбу по княжескому чину, как его понимал новгородский посадник. У самого Волхова, на торговой стороне, где княжеский двор, поставил длинный-предлинный стол, такой длинный, что не виден был его конец, а уж кто там сидел, что говорил – не видно и не слышно было с главного места, где посажены были жених и невеста. Со стороны невесты – послы королевские и Рогволод с дружиной, со стороны Ярослава – Коснятин за посаженого отца, тысяцкие и старосты новгородские, дружина, бояре со своими пышнозадыми женами, наряженными в тяжелые богатые наряды, далее купцы свои и приезжие, еще дальше – ремесленный люд, кто побогаче, кто мог поклониться князю подарком на женитьбу, а подарков было неисчислимое множество; дарилось так, чтобы с одной руки – княгине, а с другой – князю, складывали меха и украшения, золото и серебро; Коснятин поднес Ярославу богато украшенную, в золотом окладе Библию греческую, между пергаментными листами виднелась закладка из перегородчатой эмали, а на закладке – Юрий-змееборец, святой, в честь которого называли Ярослава. Подарки увозили от стола возами, в то время как бедным и нищим от княжеских щедрот раздавали милостыню, которую Ярослав велел раздавать, как только выйдут они из храма после венчания и до тех пор, пока усядутся за стол и поднимут первые кубки за здоровье молодой княгини, за его здоровье, за землю Русскую.
Подавали вина фряжские и меды настоянные, гусей и поросят запеченных, солонину и копченые колбасы, бараньи бедра и ребрышки, осетров и карпов, зайцев в черном соку и зажаренные на огне оленьи туши, лебедей черных и белых на серебряных подносах, а для князя и княгини привезена, ради такого случая, из полуденных краев царская птица павлин, зажаренная целиком, украшенная невиданной красоты пером, птица, мясо которой не гниет и не портится, а сохраняется вечно, и тот, кто будет есть его, тоже будет иметь вечную жизнь, и богатство, и красоту, и счастье.