План был бы всем хорош, да ведь, как и водится между русскими (и обрусевшими!) людьми, гладко было на бумаге, но забыли про овраги, а по ним ходить. Батюшка с матушкой столь рады были сплавить куда подальше провинившуюся дочку, что забыли, куда ее отправляют. Не в скучную Женеву, не в чопорный Лондон — в Париж, средоточие всяческого порока!
И пустили они козла, вернее, козу в огород…
В 1851 году в прелестном городе Париже, на прелестной улице Анжу, той самой, что тянется от предместья Сент-Оноре аж до вокзала Сен-Лазар, под номером восемь значился прелестный трехэтажный дом, который сняли три прелестные иностранные дамы. Отчего именно этот дом приглянулся им, сказать сложно, скорее всего, оттого, что за него запросили совершенно несусветную сумму. Дамы ведь были русские, а стало быть, родились на свет с уверенностью, что чем больше платишь, тем больше удовольствия от жизни получаешь. Все дамы были баснословно богаты, а значит, вполне могли следовать этому правилу. Кроме того, они были молоды и красивы, однако у каждой маячили за спиной свои фурии и эринии, на которых они предпочитали не оглядываться и не вспоминать их. Доподлинно было известно, что дамы эти лечат в Париже нервы, расстроенные неудачными супружествами.
Старшая из них носила прозвище «снежной феи» и звалась Мария Каллергис. Она некоторое время побыла замужем за богатым греком, после чего резко изменила православной вере, приняла католичество, отдала дочь на воспитание в дорогую школу при доминиканском монастыре и приехала в Париж, где немедленно сделалась любовницей небезызвестного Альфреда де Мюссе. Очень возможно, что именно этой связи мировая афористика обязана несколькими прелестными трюизмами, как то:
«Женщина любит, чтобы ей пускали пыль в глаза, и чем больше пускают этой пыли, тем сильней она раскрывает свои глаза, чтобы больше пыли в них попало».
«Если женщина хочет отказать, она говорит „нет“. Если женщина пускается в объяснения, она хочет, чтобы ее убедили».
«Если ты скажешь женщине, что у нее самые красивые в мире глаза, она заметит тебе, что у нее также совсем недурные ноги».
«Женщина — ваша тень: когда вы идете за ней, она от вас бежит; когда же вы от нее уходите — она бежит за вами».
Поскольку де Мюссе и в самом деле был очень известен своей «Исповедью сына века» и прочими произведениями, а также воинствующим презрением к моральным устоям общества, неудивительно, что приговор этого самого общества по отношению к его русской любовнице и его подругам был совершенно однозначен: в доме на улице Анжу создано не просто «тайное русское посольство красоты», но «общество по разврату на паях». Ну что ж, дыма без огня не бывает, и всех трех красавиц связывали с мужчинами узы самые вольные.
Воистину, прав был Ломброзо, некогда констатировавший, что не все проститутки попадают в Сен-Лазар (так называлась женская тюрьма, существовавшая в Париже в описываемые времена): «К числу таких принадлежат многие женщины, оскверняющие под видом честных жен свой дом прелюбодеянием; девицы, обманывающие бдительность своих матерей; равно как и элегантные дамы, так или иначе продающие за деньги свои ласки». Если следовать логике знаменитого психолога и физиогномиста, именно в Сен-Лазаре было самое место обитательницам известного дома на рю д’Анжу!
Де Мюссе был одним из трех les premiers amants, первых любовников, которые посещали сей, не побоимся этого слова, притон. Вместе с ним появлялся там и апостол тогдашней французской нравственности Александр Дюма-фис, то есть сын. Он и в самом деле был сыном — сыном знаменитого писателя, скандалиста, жуира и бонвивана Александра Дюма-отца. В компанию с литераторами, посещавшими «тайное посольство красоты», затесался покровитель искусств и ужасный потаскун, брат императора Наполеона III, герцог де Морни, некогда бывший послом в Петербурге и навсегда сохранивший восхищение русскими женщинами, их непосредственностью и пылкостью, а также совершенным неумением сдерживать свои желания. Александр Дюма-сын ухаживал за Лидией Закревской, ну а герцог де Морни… он сделался любовником дамы по имени Надежда Нарышкина.