Русские мыслители

Вышеприведенные иронические высказывания вовсе неза­чем понимать буквально. И все же, они отлично живописуют экзальтированную — exalte

— умственную атмосферу, в коей обитали друзья молодого Герцена.

А теперь дозвольте предложить вашему вниманию отры­вок из Павла Анненкова — из его превосходной работы, оза­главленной «Замечательное десятилетие» и упомянутой мною в самом начале очерка. Анненков изображает тех же людей и ту же эпоху совсем иначе, и стоит процитировать его слова хотя бы ради того, чтобы сгладить впечатление от забавного герценовского шаржа, который прозрачно и весьма неспра­ведливо намекает: вся тогдашняя умственная деятельность сводилась к никчемной белиберде, изрыгаемой смехотворным сборищем донельзя взвинченных молодых интеллектуалов. Анненков описывает жизнь в сельской усадьбе Соколово, сня­той в 1845 году на все лето троими друзьями: Грановским — профессором, преподававшим средневековую историю в Московском университете, Кетчером — выдающимся пере­водчиком, и самим Герценом — богатым молодым челове­ком без особо определенных занятий, хотя формально чис­лившимся где-то на государственной службе. Дом они сняли, дабы принимать у себя друзей и наслаждаться по вечерам уче­ными беседами. Анненков пишет:

«Прежде всего следует заметить, что в Соколове не поз­волялось только одного — быть ограниченным человеком. Не то чтоб там требовались непременно эффектные речи и проблески блестящих способностей вообще; наоборот, труженики, поглощенные исключительно своими специаль­ными занятиями, чествовались там очень высоко — но необ­ходим был известный уровень мысли и некоторое досто­инство характера. Воспитанию мысли и характера в людях и посвящены были все беседы круга, о чем бы они, в сущности, ни ищи, что и давало им ту однообразную окраску, о которой говорено.

Еще одна особенность: круг берег себя от соприкоснове­ния с нечистыми элементами, лежавшими в стороне от него, и приходил в беспокойство при всяком, даже случайном и отда­ленном, напоминовении о них. Он не удалялся от света, но стоял особняком от него, — потому и обращал на себя внимание, но вследствие именно этого положения в среде его развилась особенная чуткость ко всему искусственному, фаль­шивому. Всякое проявление сомнительного чувства, лукавого слова, пустой фразы, лживого заверения угадывались им тот­час и везде, где появлялись, вызывали бурю насмешек, иро­нии, беспощадных обличений. Соколово не отставало в этом отношении от общего правила. Вообще говоря, круг этот, важнейшие представители которого на время собрались теперь в Соколове, походил на рыцарское братство, на вою­ющий орден, который не имел никакого письменного устава, но знал всех своих членов, рассеянных по лицу пространной земли нашей, и который все-таки стоял, «о какому-то сог­лашению, никем, в сущности, «е возбужденному, поперек всего течения современной ему жизни, мешая ей вполне разгуляться, ненавидимый одними и страстно любимый другими

IX