Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

Итак, вот какими думами, мыслями и чувствами жил схимник Пантелеимоновской афонской обители о. Макарий; вот что занимало его ум, душу и сердце на этих первых шагах его иноческого подвига. Исполнение иноческого послушанья, молитва, келейное правило, мысль о спасении себя и своих присных, беседы с духовником, чтение аскетических и нравственно-назидательных книг – все это с избытком переполняло время его короткого дня и у него не хватало времени думать о том, что делается за стенами его обители. А между тем над его отечеством нависла мрачная туча; его соотечественники были накануне беспримерно кровавой и тяжелой Крымской войны, объявленной манифестом Императора Николая Павловича 20 октября 1853 года. Для о. Макария небо чисто, безоблачно, атмосфера благорастворена. По его письмам как будто бы все обстоит благополучно. Во всей его переписке нет ни малейшей тени опасения, боязни за свою судьбу, судьбу отечества и русского монастыря на Афоне. И если бы не лаконическая заметка, весьма, впрочем, характерная: «Мы еще живы, а что делается между державами, нам неизвестно в пустыне. Ожидаем воли Божией, как Ему угодно будет. По силе молимся о вас»

[129], – то можно было бы подумать, что об объявлении Крымской войны ему даже и неизвестно

[130]

. Тогда как из других источников нам известно, что пред началом войны не обошлось дело без волнений в русском Пантелеимоновском монастыре среди монашествующих русских.

«Но вот наступил 1853 год, – пишет биограф о. Серафима святогорца. – Между Россией и Турцией возгоралась война, слухи о которой произвели страшное смущение в русской братии и по всему Афону

и многие из нас, страшась мести, кровожадности и коварства фанатиков-турок, спешили на время войны удалиться в Россию. Думал уехать в отечество и о. Сергий (святогорец Серафим)[131], но Пресвятая Богородица не восхотела отпустить доблестного своего воина со св. горы Афонской. Три раза собирался он в путь и три раза пароход приставал не к той пристани, где с нетерпением ожидали его»[132]. О. Серафим принял это за указание свыше и вернулся обратно в монастырь, а 17 декабря 1853 года тихо и покойно скончался.

Что касается остальных монахов русских, то они были удержаны на Святой Горе мудрыми советами старца игумена Герасима и ближайших его советников. Когда старцы монастыря заметили уныние и волнения среди русской братии, то немедленно составили собор для обсуждения мер, необходимых к успокоению взволнованных умов. На вопрос о. духовника Иеронима: «вследствие наступившей войны братия русские начали смущаться, то как благоволите поступать?» архимандрит Герасим ответил: «Схимонахи должны помнить свои обеты и никаких треволнений не бояться, а положиться на волю Божию». О. архимандрит Амвросий, участник собора, прибавил к сказанному игуменом: «А разве монашейные могут оставлять свои обеты?» Все участники собора единым голосом ответили: «Нет, не могут». Тогда игумен заключил: «Рясофорные и послушники пусть руководятся советами старца, а если не могут понести, то пусть уезжают»[133]. Соборное решение было переда но отцам и волнение между ними стало мало-помалу утихать. Только наиболее робкие из русских оставили Афон, а все прочие, положившись на волю Божию, остались на Святой Горе мужественно переносить все невзгоды и лишения тяжелого военного времени.