Русские поэты 20 века. Люди и судьбы

Бывший поэтом лишь для нескольких сот читателей в конце 1910-х годов, для нескольких тысяч – в 1920-е, для десятков тысяч – в 1930-е, – Пастернак стал с 1960-х годов (уже после «оттепели») известен миллионам, читающим и почитающим его.

Нарастающая скорость времени подтянула эстетическое восприятие этой «читательской армии». И выдающиеся достижения мастера-виртуоза отечественной словесности, намного опередившие косные вкусы современного ему окололитературного сообщества, восприняты в России второй половины ХХ века уже как эталон истинной поэзии.

В чем же заключаются эти достижения? Какова их художественно-историческая суть?

Пастернак отнюдь не отказался в своей поэзии от фундаментально-традиционных элементов русского стихосложения – ритма и рифмы. Вероятно, он считал, что славянские языки (в отличие от романских) исторически обязывают к определенному и выраженному ритму. «Свободный стих» звучит в этих языках «неуклюже и неряшливо» (Е.Пастернак).

Он (расходясь в этом с В.Хлебниковым и В.Маяковским) не изобретал какого-то «собственного поэтического языка». И все-таки в ХХ веке – это единственный поэт новаторского типа в отечественной литературе (наряду с тем же В.Хлебниковым). Но при этом его стихотворные опыты создаются реально и недвусмысленно для людей (а не «против остального человечества»).

Поэт не разрушал традиционной просодической системы: он почти никогда не выходит за пределы пяти форм русской лирики – двусложных и трехсложных размеров. Его задача – «сказать новое слово на старом языке».

Он потрясает новизной «рифменного репертуара» (Е.Эткинд). Но, обновляя поэтическую речь, сохраняет классическую структуру стиха.

В своих стихотворческих идеях он антиромантик и демократ. В то же время он откровенно увлекается профессиональным жаргоном: в его сочинениях звучит специфическая лексика, передающая особенности мышления и музыканта, и живописца, и артиста.

Автор у него – не поэт, воспевающий природу, а человек, существующий внутри нее: «друг и соратник березняка, лесной птахи»…

Он творит «новую поэзию», порождая качественно иной взгляд современного человека на мир.

Первое, что бросается в глаза при чтении пастернаковских стихов, – слово в них «сошло с ума». (15) Оно перестало быть единицей логического смысла. Все каноны сломаны. Поэт абсолютно властен над своей строфой, придает слову то значение, какое ему, автору, вздумается.

Он ушел далеко вперед не только от буквализма русской поэзии XIX века, но и от туманной многозначности слова в символизме. Это – «стратегический» прорыв, хотя он и оборачивается (что естественно) временной утратой действенности.

Второе.

Вихрь «бездумных метафор» поэта постоянно подгоняет сотворенный им словесный шквал. Его лирический мир сцеплен метафорами, ими живет и держится. А скорость и захлебывающаяся торопливость вызывают в этом мире череду волшебных превращений образов и предметов друг в друга. Против подобного «безумия», за логику зрительных образов в свое время ратовали Н.Гумилев и В.Ходасевич. Но метафорическое мировосприятие – это неотъемлемая природная черта Пастернака.

Поэт – «царь и Бог» в этой «метафорической неразберихе». И только так подсознательные ощущения автора выходят на дневной свет.

А двигатель творчества – личное вдохновение поэта. Это – природный дар. Его не постичь и не повторить.

Пастернак отбрасывает старую поэтику, как шелуху. В его поэзии растворена проза, но при этом он опасается и даже боится ее прямого проявления…

Третье.

Футуризм полностью снял эстетические запреты в русской словесности. И у Пастернака нет лирического героя – в общепринятом каноническом смысле этого понятия. Он поклоняется силе, скорости и мощи Времени, текущего «над землей» и «под землей». Его единственная опора – интуиция.

«Не в лобачевски-римановском ли восприятии реальности обнаруживается острая, интуитивная современность Пастернака?» – задается риторическим вопросом остро желчный Г.Адамович, но одновременно инкриминирует поэту, что «местами» его опусы – «это просто лирическая заумь». (16)

Хотя ведь вполне резонно разглядеть и совсем иное: полное освобождение от запретов рационализма и позитивизма, элементы «высокой игры» и при этом – редкую личную честность поэта, твердость и цельность его духа, которые всегда присутствуют за его строфой.

Тот же Г.Адамович бросает поэзии Пастернака и главный свой эстетико-этический упрек:

«…Привкус пастернаковской поэзии … горек. Освобождение не привело никуда, привело в «никуда»: Пастернак остался в пустоте и видит вокруг себя только миражи. /…/

Пастернак дает поэзию, «поэзию» в кавычках. А когда голодному дают пирожное, он склонен сказать: дайте кусок хлеба. Поэтического голода кремом не утолить. /…/

Читаешь стихи, видишь, как они крепко и ладно сделаны, – и недоумеваешь: зачем они сделаны, зачем?..». (17)