Читаем Русские символисты полностью

«Талант, даже гений, честно дадут только медленный успех, если дадут его. Это мало! Мне мало! Надо выбрать иное… Найти путеводную звезду в тумане. И я вижу ее: это декадентство. Да! Что ни говорить, ложно ли оно, смешно ли, но оно идет вперед, развивается, и будущее принадлежит ему, особенно, когда оно найдет достойного вождя. А этим вождем буду я!»

И через две недели: «Что, если бы я вздумал на гомеровском языке писать трактат по спектральному анализу? У меня не хватило бы слов и выражений. То же, если я вздумаю на языке Пушкина выразить отношения Fin du siéсlе (конца века). Нет, нужен символизм!»

Ранние книги Брюсова — и «Шедевры», и «Ме eum esse», и «Tertiа vigiliа» — могут быть прежде всего охарактеризованы как декадентская поэзия. Здесь мы находим ту же тематику любви и смерти, которая характерна и для поэзии декадентства:

Я бы умер с тайной радостьюВ час, когда взойдет луна.Овевает странной сладостьюТень таинственного сна.

Здесь мы находим то же воспевание меланхолической романтической любви, полное мистических намеков и недосказанностей:

По аллее прошла ты и скрылась.Я дождался желанной зари,И туманная грусть озариласьСеребристою рифмой Марии.

Находим тот же программный сверхчеловеческий индивидуализм:

И вот стою один, величьем упоен,Я — вождь земных царей и царь Ассаргадон.Или в стихотворении «Обязательства»:
Я не знаю других обязательств,Кроме девственной веры в себя.Этой истине нет доказательств…

Здесь мы находим тот же культ искусства-мечты, противостоящего реальному миру:

Создал я в тайных мечтахМир идеальной природы,—Что перед ним этот прах:Степи, и скалы, и воды!

В другом стихотворении:

И, покинув людей, я ушел в тишину,Как мечта одинок, я мечтами живу…он говорит, что:Настанет день конца для вселенной,И вечен только мир мечты

В стихах о назначении поэта мы находим у него утверждение болезненности своего творческого дара:

Мучительный дар даровали мне боги,
Поставив меня на таинственной грани.И вот я блуждаю в безумной тревоге,И вот я томлюсь от больных ожиданий…

В соответствии с представлениями декадентов об образе поэта, Брюсов называет своего поэта: «юноша бледный со взором горящим», свою книгу «Шедевры» — «ропотом больных искушений».

Так, целый отдел стихов носит у него название: «Веянье смерти»; в стихотворении «Я вернулся на яркую землю» он говорит, что «меж людей» он «бродит, как в тумане», что он «грезит» днем и ночью о своем пребывании в царстве мертвых. Поэтому и окружающую его природу он воспринимает не в обычном, а в «декадентском» аспекте. Кто узнает, например, Москву в его стихах «Ночью», в которых Москва превратилась в какое-то горячечное африканское зловонно дышащее под тропическими созвездиями место пира стервятников? Посылая это стихотворение одному из своих друзей, Брюсов писал: «Как странно и как дивно звучат чуждые слова, особенно под рифмой! Неужели вы не знаете наслаждения стихами, как стихами, вне их содержания, — одними звуками, одними образами, одними рифмами?

Дремлет столица, как самка мертвого страуса.

Уже одно ожидание рифмы к слову «страуса» навевает мистический трепет». Превращение Москвы в «зловонные тропики» — в этом нашло выражение декадентское отрицательное отношение к обычным представлениям об окружающей реальной действительности.

ДЕКАДЕНТСТВО И СИМВОЛИЗМ

Когда говорят о символистах, то обычно не разделяют понятий: символист и декадент. Говорят: декадент или символист, отождествляя декадентство с символизмом. Между тем, эти понятия обозначают не одно и то же явление и не совпадают по содержанию. Что такое декадентство, об этом я говорил выше. Поэтами, которых мы могли бы назвать прежде всего именно декадентами, могут быть названы далеко не все символисты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Школьная серия современных писателей

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное