Русские снега

— Чего изволите, ваше степенство? — весело спросил он, обращаясь к Ване. Слегка запнулся, выговаривая «ваше степенство», но оправился, глядел весело и изумлённо, даже с нахальством.

Кубарик тоже смотрел, широко улыбаясь.

— А что у вас есть? — хмуро (чтоб не конфузиться) спросил Ваня.

— У них тут щи с телятиной хороши — с пылу, с жару, подсказал Кубарик.

— Есть и вчерашние, кисленькие, — доложил расторопный малый. — Есть суп с бараниной, жареные потрошки, каша гречневая с гусиным салом, каша пшеничная, блины овсяные с маслицем льняным или со сметанкой…

— Чай завариваете грузинский или краснодарский?

Это Ваня спросил.

— Какой тебе краснодарский! — зашептал Кубарик. — Ты что, не врубился? Они до Краснодара ещё не дожили, при них Екатеринодар.

— Турецкий чаёк пьем, ваше степенство, — нагло улыбался услужающий. — Прямо от султана, из его чулана.

— Неси. И вон те бублики с бараночками.

— Понимаем… сей минут!

Малый тотчас оказался возле полнолицей женщины, что-то говоря ей.

5.

— Я тут сам в первый раз, — шептал Кубарик. — Вышел из дому на разведку… вдруг затиндиликало что-то в голове… и попал сюда. А что, неплохо тут, верно?

— Откуда это взялось? — спросил Ваня, а мог бы и не спрашивать: бесполезно.

— А не знаю. Наша деревенька-то ведь при большой дороге стояла, тут, и верно, раньше-то чайная была… или харчевня, не знаю уж. Это потом шоссе мимо нас провели.

— Игрушки… кто-то пошучивает над нами, — неопределённо сказал Ваня.

— Пусть и дальше так шутят… Плохо ли: щей похлебал, водочки маленько выпил. Вот только с деньгами у меня туго, да и не принимают они наших денег.

Малый уже бежал к ним с подносом и чашками на нём.

— Я хочу предупредить, — сказал ему Ваня, — буду расплачиваться вот такими. Устроит? Предупреждаю, чтоб потом недоразумений не было.

Показал десятирублёвку — она была с портретом. Семён принял её с интересом и бережно, как фарфоровую. Сходил к женщине, они там посоветовались, вернулся, ставши очень почтительным:

— Извините-с… В нашей стороне такие не ходят-с.

— Но ведь написано же по-русски: десять рублей, — возразил Кубарик. — Ты читать умеешь?

— Царь не наш, — твердо сказал этот услужающий, разглядывая портрет на десятке со скептической усмешкой.

— Что же это, по-твоему, фальшивая?

— Фальшивой-то ассигнацией вы бы так не форсили, а суну ли бы тишком. Но такие у нас не ходят.

— Как же быть?

— Да не извольте беспокоиться, хозяйка велела угощать вас безденежно. Пейте-ешьте на здоровье.

— Но мы не шерамыги какие-нибудь! — строго сказал Кубарик.

— На обратном пути заплатите! — добавил Семен, обращаясь к Ване. — Да расход не велик, можно и за «спасибо».

— Тогда давай мне рюмку водки и хвост селедки, — распорядился Пал Палыч.

Сказавши так, Пал Палыч развернул гармонь, оглянулся на румяную женщину у стойки, похожую на купчиху с картины Кустодиева, Ване объяснил:

— Концерт по заявкам. И запел с исключительной душевностью:

— Вот и рухнули снова пролёты моста,

Что я строил к тебе, моё счастье…

Семен между тем живо спроворил и рюмку водки, и жирную селёдку.

— На ярманку спешите? — осведомился он, не отходя от их стола и глядя на нового гостя с великим любопытством. — Покупать или продавать изволите?

— Изволим и то, и другое, — сказал Ваня, наливая в блюдце из чашки; невозмутимо взял кусочек сахару, стал прихлебывать, дуя на блюдце.

Кубарик покосился взглядом на рюмку, но выпить не спешил, допел:

— И хоть рухнули снова пролёты мостаЧерез пропасть меж мной и тобою,Но уже шелестят, как два белых листа,Два крыла за моею спиною.И витают, витают совсем неспростаДва крыла над моею судьбою.

Речь в романсе шла явно о божественном покровительстве над гармонистом. И судя по тому, как внимательно слушала его кустодиевская «купчиха» у стойки, дела его были не безнадёжны, великий мост

строился успешно.

6.

— Овес нынче дешев у нас, — сказал Семен. — А вот лошади подорожали: за хорошую по три с половиной целковых просят.

— Хорошие-то и по четыре идут, — послышалось от соседнего стола.

— А Иван Савельев купил за три, — возразил Семен. — И коровы по три рубля.

— Мы не барышники — наш интерес насчет москательного да мануфактуры, — сказал Ваня, удовлетворяя явный интерес публики, и тем самым удивил Кубарика.

— Ванюха, москатель — это что? — спросил он.

— А черт его знает! — услышал в ответ.

— Василь Трофимыч, поди глянь, — позвал Семён.

Василий Трофимыч подошел, покрутил в пальцах десятирублевку, даже понюхал ее. Это был грузный мужик в яловых сапогах, краснорожий, пухлорукий.

— Ишь ты, — сказал он. — Где ж такие в ходу? Не у немцев ли? Может, своего кайзера да на наши деньги прилепили? Они хитроумны, бестии! Того и гляди что-нибудь учинят заради нашего ограбления.

— До этих денег вам еще дожить надо, — сказал Ваня самолюбиво.

— А почем такие в вашем государстве? Что дадут, скажем, на эту бумажку?