Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Среди писателей конца XVIII в. след в Лейпциге оставил Роман Максимович Цебриков, переводчик, член Российской академии. Он отправился в Германию учиться за свой счет «вместе с посланными туда из России молодыми людьми», в 1780 г. поступил в Лейпцигский университет и по крайней мере четыре года оставался там, зарабатывая под конец средства преподаванием русского языка немцам. По возвращении в Россию он состоял при походной канцелярии Г. А. Потемкина и во время русско-турецкой войны вел дневник, отразивший подробности осады Очакова; при Александре I служил в Министерстве внутренних дел, где получил чин действительного тайного советника. Два сына Цебрикова сделали успешную карьеру во флоте (один из них стал вице-адмиралом), а третий примкнул к движению декабристов. В произведениях Цебрикова исследователи находят отражение того влияния, которое произвел на него Лейпцигский университет, в частности, в такой его мысли: «Чтобы мы вернее чувствовали наше существование, мы должны постоянно быть в волнении, должны противоречить, спорить, диспутировать, защищаться, заверять, гневаться, поражать противника в споре и того более», которая, очевидно, навеяна Цебрикову университетским опытом[340]

.

Итак, рассмотрение образовательных поездок в Лейпцигский университет в 1760—1790-е гг. показывает нам несколько новых особенностей в облике русского студента, появившихся в эпоху Екатерины II и еще отсутствовавших в предыдущее время. Главная черта, которую нужно выделить и которая многое будет объяснять в последующем — это изменившийся характер социального состава студенчества екатерининской эпохи, куда теперь вовлекаются достаточно широкие слои русского дворянства. Именно дворяне составляли подавляющее большинство среди русских студентов Лейпцигского университета (что полностью соответствовало его репутации как университета для европейской знати). Для первоначального привлечения дворян в университет применялась поддержка со стороны государства, которое рассчитывало тем самым воспитать с помощью европейского высшего образования новых «идеальных» государственных деятелей для России. Трудности при реализации этого проекта, сопровождавшие обучение в Лейпциге «двенадцати дворян», носили отчасти случайный характер (неверный выбор инспектора), отчасти диктовались их столкновением с реалиями Лейпцигского университета, несшего на себе печать многих недостатков старого немецкого университетского устройства. Так называемый «бунт» русских студентов в Лейпциге не нарушил нормального хода их обучения, которому, действительно, препятствовало самоуправство и злоупотребления Бокума — выступая против него, студенты защищали свое право на получение наилучшего, по их мнению, образования и исходили из представлений о дворянской чести и ответственности перед государством. На новом поколении русских студентов за границей, таким образом, значительно сильнее отпечатались проявления дворянского самосознания, чем это было в предшествующие годы[341]

. Следует заметить и обратное: привозимое домой европейское образование с неизбежностью влияло на становление дворянской культуры и государственности, в чем мы убедились, разобрав деятельность некоторых выпускников Лейпцигского университета.

Лейден

Лейденский университет, посещавшийся студентами из России еще начиная с эпохи Петра I, в середине XVIII в. приобрел ведущее значение в процессе получения высшего образования русскими врачами. Значительная часть докторских диссертаций XVIII в. по медицине, подготовленных студентами из России за границей, была защищена именно на медицинском факультете Лейденского университета [342]

. Причиной этого служила репутация медицинской школы Лейдена как ведущей в Европе, державшаяся до последних десятилетий XVIII в. К этому же вели и налаженные связи между данным университетом и органами управления медицинским делом в России: так, Медицинскую канцелярию в 1754–1760 гг. возглавлял Павел Захарович Кондоиди, в свое время сам учившийся и защитивший диссертацию в Лейдене.

В противоположность Лейпцигскому университету, в социальном составе русского студенчества в Лейдене второй половины XVIII в. примерно половину образовывали недворяне, причем именно они преобладали на медицинском факультете. Объясняется это теми активными усилиями, которые предпринимало государство для организации командировок из русских медицинских школ в Лейден (впрочем, профессия медика в XVIII в. и являлась по преимуществу уделом недворянских слоев общества).