Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Студенты же историки продолжали свою учебу в университете, и вновь под руководством Шлёцера, который в сентябре 1767 г. добился в Петербурге очередного отпуска и выехал в Гёттинген, не предполагая больше вернуться в Россию. Студентов он обучал теперь практическим приемам работы с историческими источниками, его собственным методам «критики источника». Светов пробыл в университете до конца лета 1768 г., а Венедиктов по рекомендации Шлёцера остался в Гёттингене на год больше, до сентября 1769 г. (в последних семестрах он дополнительно слушал лекции по церковной истории, естественному праву, статистике и философии). Однако надежды на создание самостоятельной научной школы русских историков, которые Шлёцер возлагал на них, Венедиктов и Светов не оправдали. Первый из них умер от туберкулеза спустя два года после возвращения в Россию, не успев оставить заметных трудов, а второй служил при Академии наук переводчиком и учителем русского языка в гимназии, перевел несколько важных в учебном и научном отношении трудов немецких ученых, но самостоятельных исторических работ не имел[402]

.

О становлении научных связей между Гёттингеном и Россией в 1760-е гг. говорит также пребывание в Петербурге в это время трех гёттингенских профессоров — физика и экономиста И. Бекмана (в России в 1763–1766 гг., позднее член Вольного экономического общества), И. М. Ловица, приглашенного Академией наук в качестве астронома и геодезиста, который в сопровождении только что вернувшегося из Гёттингена Иноходцева участвовал в работах по прокладыванию русла Волго-Донского канала и был там убит пугачевцами, а также А. Ф. Бюшинга, известного географа, который в 1761–1765 гг. заведовал протестантской немецкой школой в Санкт-Петербурге. Многие из выпускников этой школы, дети лютеранских пасторов, служивших в России, видимо, не без влияния Бюшинга, отправились затем на учебу в Гёттинген, где их имена обнаруживаются в университетских матрикулах[403]

?.

Наконец, в августе 1766 г. в Гёттинген прибыла группа из пяти студентов, назначенных Синодом по предписанию Екатерины II учиться богословию (таким образом, считая приехавшего сюда из Страсбурга в том же году Поленова, в 1766–1767 гг. в Гёттингене было десять «чисто» русских студентов, не говоря уже о русских немцах — по этому поводу Шлёцер писал об образовавшемся здесь впервые «русском землячестве»). Получая широкое образование, посланцы Синода слушали не только лекции профессоров богословия, но и таких ученых, как Михаэлис (восточные языки), Гейне, Бекман, Кестнер и др.[404]

В январе 1770 г. подававший большие надежды студент Александр Смирнов скончался и был похоронен в Гёттингене. За счет университета ему был поставлен памятник, а надгробная речь проректора Г. Л. Бемера, в которой тот говорил о сделанных Смирновым успехах в изучении древних языков, «кротком поведении» и других превосходных качествах характера, была опубликована[405]

.

Серьезных успехов в Гёттингене добился студент Дмитрий Семенов (Руднев). Как и Мина Исаев в Лейдене, Семенов выполнял в Гёттингене обязанности инспектора студентов и одновременно сам учился. На момент отправки ему уже было около тридцати лет, и по окончании Московской академии несколько лет он успел прослужить учителем в крутицкой семинарии, откуда по собственной просьбе был включен в число студентов богословия, назначенных к отправке в Европу. В Гёттингене Семенов активно занимался историей, филологией, древними языками. Ученик Гейне и Шлёцера, он подготовил здесь диссертацию «О следах славянского языка у писателей греческих и латинских» (не сохранилась). В последние годы учебы он особенно сблизился с профессором всеобщей истории и дипломатики И. К. Гаттерером, в доме которого квартировал и которого сам обучал русскому языку (что лишний раз свидетельствовало о характерном для гёттингенских ученых повышенном внимании к России).

Дмитрий Семенов, Петр Розанов и Егор Андреевский вернулись в Россию, закончив обучение, в апреле 1773 г. (последний студент Дмитрий Новиков задержался в Германии из-за болезни и прибыл чуть позже). Синодальная комиссия, которая должна была решать вопрос о дальнейшей судьбе студентов и в частности рассматривала возможность открытия богословского факультета в Москве, нашла познания всех четверых достаточными, особенно же выделила Семенова и Розанова. В 1774 г. они были определены преподавателями Московской академии, а студент Андреевский — учителем в Новгородскую семинарию (долго болевший Новиков, не дождавшись своего назначения, умер в Александро-Невской лавре).