Судьба, постигшая Невзорова и Колокольникова в начале 1790-х гг., свидетельствовала об изменении взгляда из России на поездки в Европу в конце XVIII в., под прямым влиянием событий Французской революции. Русское дворянство начало остерегаться отправлять детей за границу, что четко наблюдается в собранных нами данных: с 1791 по 1800 г. мы находим в них всего трех представителей российских и трех малороссийских фамилий. Студенческий поток поддерживался еще за счет поездок русских немцев, но и он шел на спад (см. Введение, рис. 3). В то же время и у российских властей возникло желание сверху ограничить общение с Европой: в путешествующих там русских студентах усматривали «зараженных» революционной болезнью, распространение которой необходимо остановить с помощью «карантина», т. е. искусственного барьера, отделяющего Европу от России.
Такой барьер впервые появился с началом царствования Павла I. 9 апреля 1798 г. генерал-прокурор князь Алексей Куракин (как мы помним, сам бывший лейденский студент) объявил Сенату именной указ, запрещавший обучение российских подданных в любых образовательных заведениях за границей, «по причине возникших ныне в Иностранных Училищах зловредных правил к воспалению незрелых умов на необузданные и развратные умствования подстрекающих и вместо ожидаемой от воспитания посылаемых туда молодых людей пользы, пагубу им навлекающих». А в июне 1798 г. вышел новый указ, предписывавший еще находящимся за границей студентам возвратиться в Россию в двухмесячный срок, «в противном случае с имением их поступлено будет подобно с отбывшими тайно, то есть взято в казну»[417]
.Особенно сильно эти указы ударили по лифляндскому дворянству, десятки представителей которого учились в то время в Иене и Гёттингене. Гёттингенские профессора даже выразили сожаление тогда, что немецкие университеты лишаются «столь многочисленного и уважаемого класса учащихся» [418]
. Что же касается собственно русских студентов, то хотя в указанные годы их и было не много, но и ими этот отзыв домой воспринимался болезненно, что можно увидеть из истории уроженца Нежина Андрея Кондуры. Поступив на медицинский факультет университета Галле еще в 1789 г., он был уже готов к защите диссертации, но после получения указа должен был вернуться на родину[419].Итак, в 1798 г., впервые более чем за сорок лет, поездки студентов из России в немецкие университеты полностью прекратились. Наблюдая революционные изменения в Европе, русское правительство в конце XVIII в. сделало радикальный переход от политики стимулирования европейского образования в России к мысли о его вреде и опасности. Колебания от представлений о необходимости западной науки для успешного поступательного развития России до боязни разрушительного влияния связанных с этой наукой идей на существующий строй будут свойственны образовательной политике в течение всей первой половины XIX в. и воплотятся, по крайней мере, еще два раза в запреты на обучение в немецких университетах в начале 1820-х и в конце 1840-х — начале 1850-х гг.